Сибирские огни, 1987, № 3

пойти на сделку. Увидев маячащие перед ней блага, самоубийство покажется ей не таким уж привлекательным, даже если оно и может погубить меня. Она станет более сговорчивой, это я вам гарантирую. — Если бы я мог чем помочь,— произнес Стренд, потрясенный мучениями Хейзена. — Вы ОЧЕНЬ помогаете,— ответил Хейзен. Неожиданно он перестал ходить и неловким движением обнял Стренда за плечи, затем быстро отнял руку, точно смутившись проявлению такой сентиментальности, и снова зашагал по комнате.— Хотя бы тем, что вы сейчас со мной и я могу излить вам свою душу. Вы даже не представляете, как вы мне помогаете. Я так долго держал все в себе, никому ничего не говорил ни о жене, ни о своих никчемных детях, вообще ни о чем, и меня готово было разорвать изнутри. Мой портативный гарем! Линда Робертс, бог ты мой! Да мы могли бы двадцать лет находиться на необитаемом острове одни, и у нас никогда даже мысли не возникло бы прикоснуться друг к другу. Эта стерва знает это так же хорошо, как и мы, но она всегда стремилась испортить мои взаимоотношения со всяким, стоило мне с кем-то их завести или если бы я только хотел таковые завести. Ну... были другие. Признаюсь вам... были другие. А чего она ожидала? Она давным-давно перестала со мной спать, и больше того, с первого дня женитьбы близость эта была все равно что с сосулькой. До женитьбы— другое дело, когда мой отец и ее — они были партнерами в фирме — решили, что неплохо сохранить деньги в одной семье и закрывали глаза на то, что их порядочный сынок и дочь-дебютантка занимались прелюбодеянием чуть ли не прямо у них под носом. Вот тогда она была совсем не такой. Можно было подумать, что более страстной женщины не существовало со времен Клеопатры. Но в тот день, когда у нее на пальце появилось кольцо и мы легли в постель, было такое впечатление, будто я насиловал монахиню. Каким образом мы вообще умудрились воспроизвести на с е є т троих детей — одна из непостижимых тайн нашего проклятого века. И вот что из них получилось, хотя, возможно, тут не только их вина, — имея такую мать, пышущую злобой к их отцу и ослепленную ненормальной любовью к своим чадам. Все им было мало. Каждый из них имел «феррари», когда им было по восемнадцать лет. Три «феррари» перед дверью дома. Можете представить себе что-либо подобное? Ни один из них так и не окончил колледжа. Они бежали к своей мамочке и плакались, Что учителя несправедливы к ним, что им не нравятся студенты-одноклассники, что они терпеть их не могут, или что они хотят в эту зиму поехать в Европу со своими любовниками. Что касается моего возлюбленного сына, то его любовницы были явно мужского пола. И они просто смеялись мне в глаза, когда я пробовал урезонить их. И их мать смеялась вместе с ними. Но дело тут не только в деньгах. Когда я смотрел на детей своих друзей, у которых денег в десять раз больше, чем у нас, и видел, что это целеустремленные, достойные граждане, которыми может гордиться любой отец, и сравнивал их с детьми, носившими мое имя, я плакал. И обвинять меня в том, что наш парень принял сверхдозу! Я вынужден был на несколько дней отправиться в Сан-Франциско и предложил ему поехать вместе со мной, считая, что это будет ему полезно, но он ответил, что занят, что он не может поехать. Занят! С ума можно сойти. Все его занятие заключалось в том, что целыми днями он просиживал, бездельничая, в квартире. Он никогда не удосуживался даже снять пижаму или хотя бы побриться. Походил на отшельника в пустыне, со своей бородой. Имея таких детей, как ваши, вам, по-видимому, трудно понять чувства, которые я испытывал. Это почти то же самое, что пить кислоту день за днем, год за годом. И, вы думаете, она оставила меня в покое хотя бы после того, как ушла из дома и уехала в Европу? Как бы не так. Она забомбила меня письмами с разного рода угрозами и обвинениями и самой грязной руганью. Невозможно даже представить, насколько деградировала душа этой женщины... это клоака, вот что это. Если бы почтовые работники распечатали хоть одно из ее писем, ее посадили бы за решетку за пересылку непристой­ 78