Сибирские огни, 1987, № 3

Нина аж звенела от напряжения. Неужели правда классовые враги? Тракторист каменным своим ногтем сковырнул станиолевую пробочку, Нина поставила две стопки, он глазами спросил, что ж две, а не три, Нина молча же показала, что она не пьет, не может. Оба рта раскрыть не могли, такое напряжение. — Значит, в город? — наконец заговорил отец, подошел к столу и взял свою стопку, вторая рука в кармане. Тракторист проследил, чтоб было выпито, с облегчением вздохнул, тоже выпил и тогда уж запланированно всхорохорился. — А что ж? Что мне здесь? Пойду бульдозеристом, буду по четыреста рублей в месяц заколачивать. Отработал — и домой. Ни тебе свиней кормить, ни огород садить, ни сена заготавливать. Что, плохо, что ли? Буду жить, как председатель. А здесь что? — он частил, торопясь высказать весь приготовленный текст.— День в колхозе вкалывай, а потом столько же дома. Мне ведь не волокут готовое на стол, я не председатель. Я и топливом должен обеспечиться, и огород вспахать, и... Он подвигал бровями, подергал головой. Речь иссякла, а ожидаемого противодействия не последовало. По его расчету, председатель должен был нападать или защищаться — ну, хоть на какое-то впечатление от своих слов тракторист очень даже надеялся, а речь провалилась в пустоту. Намолчавшись вдоволь, натешившись видом сникшего тракториста, председатель тяжело сказал: — Ну что ж. Мог бы я тебя выгнать с волчьим билетом, ну да уж так и быть, отпускаю подобру-поздорову. Отправляйся. Счастливо тебе устроиться в городе. Думаю, тебе там с лету дадут квартиру. И немедленно пропишут. Начальник милиции тебе ведь, наверное, брат. Иль кум, иль сват. Ну, словом, кто-нибудь из вашего же роду. Ну, а квартиру не дадут — купишь дом. Тысяч за пятнадцать. Свой здесь продашь тысячи за две, маленько добавишь — и купишь. Так что заживешь не хуже, а еще и лучше председателя. Ну, давай про- щевай,— и с глумливой проникновенностью похлопал тракториста по плечу. Приподнявшись для этого с табуретки. Больше он не сел, отошел к перилам веранды — и разговор считал законченным. Нина сидела, опустив голову, не покидая тракториста одного за столом.— Эх! — горестно обратился к Нине уничтоженный тракторист.— Эх... Она подняла на него глаза — один подбитый — и он ей жалко ответил взглядом несчастного товарища. Председатель зловеще ухмыльнулся. Нина закрыла лицо ладонями. Ладони пахли грудной дочкой. — То-то же,— победно, с утоленной ненавистью сказал председатель.— Иди и работай! А увижу еще раз или услышу про такое вредительство,— он помолчал, поискал меру,— пристрелю! — Шея напряглась и покраснела.— И скажи спасибо вот ей,— он кивнул на Нину с брезгливостью, а она сидела, уткнув разбитое лицо в ладони; вот им приходится заново знакомиться, отцу и дочери, знакомиться врагами,— что заступилась за тебя. А то б и мокренького места не оставил. Бутылку прихвати! — коротко приказал. Тракторист не посмел ослушаться. — С-скоты,— прошептал и даже глаза зажмурил от чувства. — Папа! — звенящим голосом торжественно распорядилась Нина.— Завтра же не он, а ты подашь заявление об уходе! Ты ведь уже нейавидишь их! Он на нее изучающе, долго, гадливо, как на насекомое, посмотрел и процедил: 31