Сибирские огни, 1987, № 3

стной жаре, в одиночку, и эти их белые гелябийи, и еще дрожи: дадут продление или не дадут? — продление жизни на этой проклятой земле. Юра напьется — и жалуется ей, что шестой агрегат готов к пуску, но эти религиозные фанатики не хотят делать испытательный пуск во время поста рамадана. Все врет. Притворяется. На самом деле плевать ему и на пуск, и на рамадан. Просто тоска. Кузовлева нет — и некому теперь Юрку поддержать и прикрыть в работе. Его тут презирают как блатного, попавшего сюда нечистым путем. — А ты письмо написал? — спохватилась Рита. Юра не мог врубиться, какое письмо, невнятно печалясь сам не зная о чем. — Врачихе своей, сучке своей ты написал, чтоб она мне вызов устроила телеграммой? — А. Нет. Еще не написал. Рита взбеленилась. — Ах, он еще не написал! Интересно, чего ты ждешь? Останемся с фигой! Садись сейчас же пиши, я диктовать буду! Но он потряс головой — отрясаясь от Ритиного крика, потом закрыл очистившуюся голову руками, чтобы не впускать новый шум, и весь его вид показывал сейчас, что добиться от него ничего невозможно. На другой день Рита возобновила этот разговор — на трезвую голову.— Да не могу я писать это письмо, не хочу! — морщился, голова болела с похмелья. — Да почему? — негодовала Рита. — Не знаю, отстань. Потом взмолился: — Может, черт с ней, с машиной, а? Не хочу я уже никакую машину. Не продлят — уедем домой, будем жить как жили, а? Не буду я писать это письмо! Размазня. Рита нашла в его записной книжке адрес и написала сама. Здравствуйте, Поля! Извините, что пишу вам. Полечка, у меня к вам большая просьба... Ну и все такое. Ничего. Зажмуриться, перетерпеть и — ничего. Главное — плохой человек полностью включает в себя хорошего. И еще немножко сверх того. ГЛАВА 9 ВОТ Я ОТКРОЮ Так вот куда ее вело, подталкивало, сужая концентрические круги блужданий. Вот теперь, когда она очутилась в центре этих кругов, она наконец разом все вспомнила. Теперь можно завязывать ей глаза — отсюда она знает все дороги. Это сердцевина мира — исход. Пуп земли. Избушка уцелела. (В ней был земляной пол, такой всегда прохладный и ласковый к босым ногам). Нина вошла, старые запахи бросились к ней, как заточенные узники. Она узнала их. Пустые нары, когда-то застеленные тряпьем, ватником, шубой, ночевал на них сторож. Запавшее оконце, раньше в нем то муха жужжала, то пчела билась. На стене тогда был плакат — не уцелел — наглядное пособие, объясняющее устройство тела пчелы. Отдельно нервная система’, 26