Сибирские огни, 1987, № 3

А со стороны базара поспешали вразнобой Ритины вздыхатели, получившие счастливую весть. Они изо всех сил держались, чтобы не побежать, и делали вид, что они просто так все разом тут гуляют по направлению к берегу. Опоздали, бедняги: вот уже выкарабкались наверх одевшиеся пловцы, остановились около Валеры маленького, Хаёшка радостно подпрыгивал и лаял, Мила наклонилась к сыну, а Рита зорко оглянулась по сторонам. Обожателям ее только и перепало увидеть то же, что обычно: выпуклые губы, наполненные кровью, острое лезвие переносицы: нос лепили из податливого материала, и позади тонкого хребта остались как бы вмятины от пальцев. И никто из них не мог рассчитывать на везенье. Плевать на вас, на все эти ваши радости. Затихнуть, замереть, переждать этот год, или эти два года, ничем себя не выдать, не подвести ни себя, ни Юрку — разбогатеть и запрыгнуть в новую жизнь. Когда человек еще совсем маленький и не хищный, силы неба благосклонны к нему и дают питаться из своих источников. И он беззвучно улыбается во сне, гость заоблачных пиров, и ему даруется иногда, как угощение, свобода от пут земного тяготения. Он летит, он летает, носится по воздуху, не чувствуя тяжести и труда преодоления, и видит под собою реки, земли и леса. Этот полет — блаженное открепощение, превращение тела в летучий эфир, весь из колючих вспышек и лопающихся пузырьков. Потом он подрастает, и его или отлучают от этой груди или нет. Если нет, то он все тверже убеждается в превосходстве этой пищи над любой другой и все дороже ценит мгновения, когда удается воспарить и присоединиться к источнику сил, заключенных в музыке ли, в мысли, в одухотворенном слове. И снова и снова ищет этого возобновления. Но те, кого отлучили, добропорядочные граждане, не мучимые снами — вот избранники, создатели и хранители вещного мира. Им даются осязательные радости. И Рите пришлось очутиться среди них, постепенно она полюбила вещный мир дороже бесплотного и больше к нему питала доверия. Что лучше: синица в руке или журавль в небе? Для Риты из органов обладания рука стала дороже глаза. Она теперь соглашалась перетерпеть все душевные неудобства как неощутимые и даже вовсе считать их несуществующими, если не бьют кулаком и не отнимают добычу и собственность. Это предпочтение было отдано не сразу (все-таки Рита была одарена и другим счастьем) — но отдано было. Конечно же, Рита наотрез отказалась от риска, когда арабская жена Наталья пригласила двух своих подруг поездить по стране на ее автомобиле. А Мила не отказалась. Маленький Валера Кузовлев оставался на Риту. — А Хаёшку? — напомнила Рита.— Хаёшку тоже надо кормить? Мила ужасно смутилась и вынула из сумки деньги. Обеим стало неловко. Нет, а что? Конечно, эти Кузовлевы относятся к деньгам да и вообще ко всему по-другому, чем Рита. Мила вообще не думала о деньгах, да и чего о них думать, если они не переводятся. И если нет таких целей на будущее, как у Хижняков. Живут себе и живут. А Рите что же, отрывать от себя для приблудного пса? И вообще, это вызов всему обществу. Тут каждый старается сэкономить на чем возможно, а этот Кузовлев покупает лакомства и раздает бесчисленным голодранцам арабчатам, которые весело нищенствуют и которых все одно не прокормишь, да еще и публично пса подобрали скармливать ему валюту. Дескать, вот мы какие. Рита поглядела на протянутые деньги, пожала плечами: — Йа я ведь просто так спросила, надо ли его кормить. Может он по старой памяти сам как-нибудь кормится. Но Мила настойчиво протягивала, и Рита взяла. 23