Сибирские огни, 1987, № 3

сильно Коля Кузовлев упрощал насчет закона Ома!) — там несется со зловещим свистом по кругу, по кругу гигантский волчок ротора вокруг своей немыслимо сбалансированной оси, как на привязи — и того и гляди нечаянно сорвется и сметет, срежет, слижет, как корова языком, все, возникшее на пути, сделанное все равно, из камня ли, из железа или из загадочной живой материи. Полюбить! — внушает себе Рита. Станция достраивалась, в строй ввели пять агрегатов, остальные три были на разных этапах сборки и монтажа. На дне трех шахт — заглянешь сверху — копошатся арабы-рабочие в беззвучных вспышках электрического огня сварки. Звук из глубины не долетает доверху: падает обратно, не сумев преодолеть высоты. Рабочие не торопятся: пока идет монтаж, у них есть работа и твердое пропитание. Ведь, в сущности, они не рабочие, а крестьяне- феллахи, но земля нынче кормилица ненадежная, и эти люди переметнулись к индустрии, покуда сияют на каждом готовом агрегате улыбчивые портреты президента. Полюбить! «Кто много любил — тому многое простится» — кажется, так? А земля, оставленная этими феллахами,— что ж, она, как старая жена мусульманина,— ничего, стерпит безропотно его новое счастье. Когда-то давно она была юная, плодородная, орошенная и повсюду цвела. И никто бы не изменил ей. От войн порвались жилки ее оросительных каналов, тело покрылось сетью морщин и трещин, полопалась кожа от жары. Возобновим! В углу машзала плиточник мостил незавершенный пол. Плитки ложились, притертые одна к другой намертво. Каждый народ что-нибудь умеет делать лучше других. Два мальчика помогали отцу: подтаскивали плитки. Их школьные сумки были брошены в сторонке. Школа здесь занятие побочное. Юра с Ритой смотрели на работу плиточника и его сыновей, а мальчики блестящими глазами поглядывали на русского инженера. Он казался им великим существом, они преклонялись и завидовали. Но надеялись все же когда-нибудь достичь равновеликости с ним. У мальчиков для этого был большой запас возраста впереди — при помощи этой форы, этого капитала лишнего времени они надеялись нагнать прогресс, от которого безнадежно отстал, например, их отец. Нет, он хороший отец, они любят своего отца — здесь вообще многообразно любят: родителей, братьев, товарищей, детей (научиться у арабов любить!) — их отец квалифицированный плиточник, он хорошо зарабатывает — но тайна электроэнергии ему недоступна! Суть ее невидима глазу, она поддается только догадке ума. Сколь же развили свой ум эти великие русские, если они без труда проникли в тайну невидимого и свободно обращаются с ним, научившись направлять его куда понадобится. До той точки великого умения, в какой сейчас свободно пребывают русские, их отец никогда уже не подпрыгнет, он пропустил свой шанс, но они, мальчики, его сыновья, не прозевают, они будут во все глаза глядеть, во все уши слушать, ничего не упустят. Их старший брат Икрам — он уже сумел, он самоучкой, без специального образования догнал русских и теперь работает с ними, на равных владея тайной электричества. Он — как почтальон Абебе Бикила, босоногий марафонец, обогнавший всех, культурно-тренированных, специально-обутых остальных... А они, младшие братья Икрама-само- учки,— они, воспользовавшись ступенькой его усилий, смогут подняться еще выше — взобравшись на готовые плечи предыдущего, как в пирамиде. Они кончат школу, они поедут в Алеппо и будут учиться там в электротехническом колледже, и им не придется до 18