Сибирские огни, 1987, № 3

на сцену гармонисты, Геннадий Дмитриевич Заволокин коротко, но неторопливо расспрашивает их — так возникает общий рассказ о гармонистах, о носителях народной музыкальной традиции, о народной культуре, а потом... Потом — идут плоты по вешней Омке-реке; Сузунский бор, золотой и могучий, стоит, залитый солнцем; полыхает рассвет над великим колыванским холмом; течет серебристый кулундинский ковыль — и п р а з д н и к , раздольный, красочный, веселый, широкий, выходит зеленой деревенской улицей, и ты идешь в нём, с ним, и вся твоя душа — п р а з д- н и к!.. Играет гармошка. Понимаешь, как ты давно не слышал ее, как давно это было — и плоты, и бор, и ковыли, и колыванский холм. Давно ли? Ведь это было всегда в твоей жизни, это никогда тебя не покидало, только надо было явиться в эту ночь с телевизионного экрана гармонисту из далекого села Балман и пробежаться по ладам «хромки», зазвенеть колокольчиками-звоночками, развернуть атласные меха — и всё, что таилось в душе, всё, что пело в ней полузабыто, получило голос, обрело слова, вышло на волю... Что для сибиряка «Подгорная»? Незатейливая мелодия, которой может обучиться и малец? Да, но не только. «Подгорная» — это наше р о д н о е , это то, что надо чувствовать, что трудно передать словами. Не с этого позднего вечера началось мое знакомство с творчеством Геннадия и Александра Заволокиных. Но этот вечер, его разговоры и его наигрыши, стал для меня каким-то рубежным в оценке всего, что делают в искусстве и литературе братья-сибиряки. Об их артистическом и музыкальном таланте сказано и написано много, тут повторяться не стоит, стоит только сказать, что этот род их деятельности отмечен высоко — они с августа прошлого года заслуженные артисты РСФСР. Я же, избрав предметом две указанные книги, хочу поговорить о другом. Год от года, как мне кажртся, они все глубже, все основательнее и профессиональнее занимаются тем, что можно определить одним словом — фольклористика. Это собирание, изучение, обработка, пропаганда (публикации и исполнение) сибирского песенного фольклора, в частности, одного из наиболее его ярких и самобытных образцов — частушки. Надо ли говорить, что введение фольклора в художественную культуру всеми возможными и доступными путями — задача важная, дело очень и очень актуальное в наши дни, когда все мы, а особенно молодежь, ощущаем просто-таки давление, целенаправленное воздействие западной музыкальной белиберды и того, что в огромадном количестве производят наши доморощенные «рокеры». А интерес, жажда подлинного, народного — всё это огромно. Позволю себе еще одно отступление. Как-то вечером зашел в Дом ученых СО АН СССР и был поражен — в фойе расположились люди — и молодые, и в годах, были и дети. И вот все они озорно, ладно, громко пели наши сибирские песни, да так прихотливо, так умело, так заразительно, что, ей-богу, хотелось встать с ними рядом и тоже петь — дать душе простору, дать ей родных слов, родной музыки... Что это? И мыслима ли была такая вечерка пять-десять лет тому назад? Увы... Но ведь никак нельзя отрицать то, что приблизили ее, сделали ее возможной и желанной и они, братья-сибиряки, их поистине подвижническое, страстное отношение к фольклору, помноженное на его знание, на понимание сути и задач фольклористики как таковой. Это знание, этот профессионализм полно отразился и в каждой из книг, собранных и составленных Заволокиными, и в новой книге — «Частушки родины Шукшина». Книга вышла десятитысячным тиражом, потому досталась она немногим, и я приведу хотя бы несколько маленьких шедевров из нее. Открой, маменька, окошко, Одну половиночку, Отпусти гулять немножко, Одну вечериночку. Ты послушай, я спою: Зачем завлек сестру мою? Она ходит, сердится, Зовет меня: соперница. В. Ф. Боков в предисловии пишет: «Конкретность, определенность психологического жеста в прозе Шукшина встречается и в частушке его родины». И как пример приводит такие образцы: У товарки милый Ваня, У меня милый Иван. А мы сели и подумали: На черта они нам? Меня милый хочет бить Прямо в загородке. Врет, врет, не побьет — Рученьки коротки. А как живет слово русское в частушке! Как дерево в, лесу, как рыба в воде, как песня в сердце! Ягодиночка далёко. Я его любить не прочь. Его аленькие губки Црлую п о з а о ч ь. Кроме всего прочего, эта книга являет нам тот самый языковой, да и не только языковой, но и народно-психологический пласт, который питал творчество Шукшина — писателя и кинематографиста. Теперь дело за литературоведами, которые, имея' труд А. и Г. Заволокиных, могут исследовать новые фундаментальные качества творчества Шукшина. Нелишне будет ознакомиться, почитать эту книгу и нашим сибирским стихотворцам, как молодым, так и старым. Поучиться яркому и ясному слову, поглядеть, как оно живет и играет в искреннем сердце. Гармошечка, ДвухрядочкаІ В гармошку играт НенаглядочкаІ Конечно, для дискотек я устарел невероятно, как мамонт, но свое мнение об этом явлении, во многом альтернативном нашей музыкальной культуре, мнение свое имею и в связи с частушками коротко выскажу его. Читаешь, читаешь эту книгу — сколько в ней нашего, сибирского, русского, родно- 171