Сибирские огни, 1987, № 3

Дым отечества, ты ли опять Настоялся на осени крепко? Ты ли, Русь, обрела тепловозную стать И грохочешь могучею сцепкой? Сквозь пространства земные гудя, Позади огневого пробега Оставляя горячие капли дождя И взвихрения жгучего снега. Дым отечества, в гуле колес Слышу песню Бояна и воина, И нельзя в этот миг удержаться от слез ■ И в слезах им внимать недостойно. Поэт отчетливо видит черты своего времени. И «могучая сцепка», и «огневой пробег», и «взвихрения жгучего снега» — по этим приметам можно смело судить о характере сегодняшней Руси. Это характер романтический, проникнутый пафосом рабочих будней. Автор не показывает нам образов труда, но его дыхание — жаркое и вместе с тем уверенное — ощущается в самом движении. Между нынешней Русью и прошлой — прочные незримые нити. Лирический герой в современном «гуле колес» слышит древнюю песню. В. Иванов не склонен слепо петь гимны техническому прогрессу — какие бы блага он ни сулил: чем бешенее вращенье колес века, тем реальнее от них опасность для всего живого. Особенно при этом страдает природа, которая всегда первой принимает на себя удары цивилизации. Отсюда у поэта— чувство сопереживания, сыновней тревоги за судьбу природы-матери. Что, природа, уже ты не веришь Добрым знакам? Уже не потери, А полнейший разор предвещают Крики нефтью измазанных чаек. Поэт с горечью замечает что «клен листву не решается сбросить, словно это — последняя осень». В этих строках сознание своей вины, ответственности и собственного несовершенства перед ликом природы. Чем, природа, тебя мне утешить? Сам в твоих я несчастьях грешен. Вот свои отсчитаю мгновенья И пойду на твое удобренье. Две последние строки можно было бы воспринять как пародию на собственную жизнь, если бы не ощущение реальной тревоги за судьбу родной земли. Лирический герой, будучи горожанином, не убил в себе «деревенской» привязанности к зеленому миру деревьев и трав — ему неуютно, а порой и тяжело без общенья с ним. «Природа, прошу, научи, как нам быть»,— обращается человек к своему учителю, Я понял деревья. Их тихие знаки и звуки. Смешной и наивной Им кажется наша беда: У нас есть глаза, И слова, и послушные руки, И даже возможность — Возможность сойтись навсегда. О лучших стихотворениях В. Иванова можно сказать, что не написать их поэт просто не мог: они продиктованы чувством необходимости, вызрели, освободились от всего необязательного. Таких стихотворений в сборнике немало. Однако досадно сознавать: уровень лирического чувства в стихотворной книжке не везде одинаков. Тому причиной во многом — торопливость 170 поэтического почерка. При этом взгляд поэта выхватывает лишь общие образы бытия, поэтическая мысль становится неясной, размытой: Я мир пытался постигнуть рьяно И через трезвость и через пьяность, Через играющий рев моторов, Через сплетения разговоров. Лирическое чувство оказывается «разбавленным», разжиженным. Отсюда и многословие, вязкость повествования. Это видно на примере стихотворения «Совет», где автор рекомендует проверить, «любите ли вы, и любимы ли вы». Для этого нужно взять «левую руку женщины своей левой рукой чуть выше запястья... закройте глаза и слушайте». И «если она вас любит, вы услышите тонкий, ровный космический звук». Что за звук — для читателя остается загадкой. Но поэт утверждает: «Ведь это — космос. Постепенное угасание звука означает возвращение» и т. п. Необязательными кажутся и те стихотворения, в которых ощущению новизны автор не сумел придать эстетически верную окраску. Оказавшись на юге, бродя «у моря на заре» и любуясь экзотикой природы, лирический герой говорит: «От почти что женственных красот чувствую — наглею, как мужчина: кажется, что море мне вот-вот явит говорящего дельфина». Для «обнаглевшего» мужчины было бы естественнее ожидать не дельфина, а скажем русалку — так велит логика художественной мысли. Качество ряда стихотворений снижает небрежность, приблизительность художественных образов, и тогда появляются такие громкие, но мало подкрепленные переживанием слова: «Вновь вхожу в любовь, как в трубы меди самой громовой. Вновь вхожу в любовь так грубо, как за счастье в первый бой». Просчеты и огрехи в сборнике говорят о том, что автору предстоит вдумчивая работа над совершенствованием поэтического стиля. У В. Иванова для этого достаточно поэтического умения. Ему по силам трудности творческого пути, устремленного к новым высотам, Н. КАРЛАГИН Частушки родины Шукшина. Собиратели и составители Александр и Геннадий Заво- локины. Предисловие В. Ф. Бокова. Бар­ наул, Алтайское кн. изд-во, 1986. Г. Заволокин. Частушка на эстраде. М., ((Искусство», 1986. Поздней ночью, наверное уже после двенадцати (парадоксы новосибирского телевидения!), началась эта передача братьев Заволокиных. Передача о сибирской гармошке, о сибирских гармонистах... И вот уж действительно — великая сила у этого молодого искусства — телевидения! Великая, когда попадаешь на передачу, которая оказывается крайне тебе — и именно тебе! — нужной, желанной, долгожданной и неожиданной. Которая оказывается р о д н о й . А чего уж, казалось бы, проще — выходят