Сибирские огни, 1987, № 2

чит: «А-а-а-а!» — так и Глеб просто сейчас возьмет и удавится, чтобы больше ничего не видеть и не слышать. И ни о чем не думать. Пшеничников действительно сдал свою квартиру, и она вернулась в тэцовский фонд. И Путилин хотел без разговоров забрать ее себе, на станции уже начали поговаривать об этом. Как же, опять они за справедливость беспокоятся! Агнесса позвонила жене Путилина, и у них был разговор. Короче, от освободившейся квартиры Путилин отступился. Вичка позвонила, завела свою лирику: — Помнишь, протопоп Аввакум, когда мать вздумала его женить, всю ночь богородице молился, чтоб дала ему жену — помощницу ко спасению. — Как же не помнить, ночью разбуди меня и спроси: протопоп Аввакум, кйк же, как же!„ — Ну не ерничай. Так и скажи: не'знаю. — Да? А ты дифзащиту знаешь? А бойлеры? Как, ты не знаешь? Это странно, я полагал, что это общеизвестно! — Ты дурак, Глеб. —• Дядя Глеб. Я старше тебя на пятнадцать лет. Поднатужившись, я мог бы быть твоим отцом. — Ну так вот, я про Аввакума. Помощницу ко спасению, понима­ ешь? Он ведь не просил, чтоб у нее был такой-то рост, цвет глаз, чтобы она умела готовить или петь. Знаешь, как мы, журналисты, берем интервью: какие качества вы цените в жене, в муже? Так вот, Аввакуму плевать было на все качества, кроме одного: чтобы у нее, как и у него самого, был высший идеал, понимаешь? — Ты звонишь, чтобы рассказать мне про Аввакума? — А что? — Вика, я квартиру получил. — Да ты что! И молчишь? Я тебе околесицу несу, а ты молчишь? Нет, этого я тебе не прощуі —• Вика!.. Это жена. Она разменяла нашу квартиру. Уже оформля­ ем. — Сказал ей?! — испугалась. — Она сама сказала. — Ну вот, а ты говорил, слабейший не может быть великодушным. — Значит, она не слабейший... — Ой, Глеб, ой, Глеб, Ой, что-то как-то... Ну скажи что-нибудь! — Мне бы самому кто сказал. — Ой, лучше бы ты мне не говорил,— совсем расстоналась Вич­ ка. — Мне отчего-то прямо умереть охота. — Мне тоже. — Ну, откажись! — Что отказываться, она ведь не от злрго сердца. — Ой, какой она мне плевок, какой укор! — А, перестань. Ты сама все время этого хотела. — Лучше бы она вела себя как-нибудь похуже. — Да уж ясно. — А ты вернись к ней. — Что? — Вернись к ней. А что — вон она какая хорошая, благородная. Не то что я. Я, например, уверяю тебя, никогда не смогла бы быть такой благородной. Я вообще сволочь. Зачем же тебе ввергать себя в такой контраст — от добра добра не ищут! — Эх ты! — Что, эх ты? — Ревность у тебя, что ли? Зависть? - — Еще чего-нибудь прибавь. Мало. Не хватает до полного моего портрета. Я тебе то же самое говорю: ты совершаешь большую ошиб­ ку, выбирая из нас двух меня. — Тьфу ты! Ты почему такая? 61