Сибирские огни, 1987, № 2
пустить (с натяжкой), что до этого он был нормален. И хоть Путилин ничего ему не сказал насчет аттестационной комиссии, Пшеничников сам уволился. Бухгалтерия ему без обходного листа начислила расчет за двадцать пять минут. А через три-четыре дня гром среди ясного неба — дали станции несколько квартир. И Путилин настоял, чтобы трехком натную отдали Пшеничникову вдогонку. Ведь она была ему обещана давно. Народ сволочь—сразу зашевелились, справедливость сразу всех обуяла: дескать, как можно давать квартиру человеку, который у нас не работает аж с позавчерашнего дня. Рявкнуть пришлось: цыц! Послал Го- рынцева к Пшеничникову домой, пусть идет за ордером. А жена Пше ничникова и сказала: «Нам не надо. Мы и эту сдадим. Мы в деревню уезжаем!» Ну, народ совсем с толку сбился. Возможности отказа Пше ничникова их народная мудрость даже и не допускала. Отвыкли. Матери алисты. И вот, когда Пшеничников отказался от квартиры и собрался сдать свою прежнюю, однокомнатную... Короче, зашевелилась алчба в сердце. Это надо быть совсем уж юродивым, чтобы... Это будет тогда два Пше ничникова. Перебор. Там, в Москве, старинная квартира с громадной прихожей, и комната, которую снимала Вичка, уйдя от своего белобры сого музыканта, была у самой входной двери, так что их с дочкой суще ствование никак не мешало быту хозяев. Дочку Глеб незамедлитель но погладил по голове — по трогательным белым волосам (ах прокля тый альбинос!), и руке”опасно и сладко было-прикасаться к столь неж ной человеческой материи — ишь ты, отпочковалась от любимой плоти, ягодка маленькая... — Значит, он сказал, сдаст и эту квартиру? — цепко переспросил Путилин. А Горынцев вдруг вздохнул и говорит: — Глеб Михайлович! Если дело только за этим, то возьмите лучше мою квартиру — ту, которую сейчас вырешили мне — я без нее жил и спокойно еще могу сто лет обитать в общежитии. Путилин очнулся из своей алчбы. Взглянул на Горынцева отказыва ющимся, но благодарным взглядом, тоже вздохнул (вздох, говорят — острие мысли): — В том-то и дело, что дело не только в этом... Пожаловался. Внезапная слабость. Предшественнику своему пожа ловался. Им ли не понять друг друга... — Я так и знал. — Слишком много знаешь,— уже нахмурился, опомнившись, Пути лин. Уже пожалел о своей слабости. Как краток миг доверия. И даже краткий — как редок. В ту ночь ему во сне (кто делает нам эти подарки? за что?) явилась Вичка. Она глядела на него с нестерпимым восхищением, оно так и си яло на ее лице — и он ослеп от счастья, хуже чем от солнца. Какая-то дорога бЬіла, еще что-то — все затмилось этим восхищением, на которое он неспособен был даже ответить. Набирает воздуху, хочет отозваться — и отзывается наконец, но она ему навстречу — с чем-то еще более ослепительным. Проснулся, закатившись в этом счастье, как в смехе, как в щекотке — въяве-то он ничего, похожего никогда и не чувствовал. Несметные блага сна, прозрение ночное —- он принял его благодарнее любой реальности, от реальности он вообще тотчас отрекся, обучившись за этот миг сна: как любить. Обучился, стал робким, осторожным *— он хртел теперь только молчать и тихо-тихо, ненарушимо вчитываться в ее лицо и впитывать все, что найдет в нем, в свое молчание — как в губку. Ему захотелось немедленно осуществить к ней свое новое — оза ренное сном — отношение Он позвонил ей в Москву — Ой, Глеб, ты с ума сбшел, ночь же у нас! — Вичка...— с великой осторожностью произнес он. И она сразу поняла. Это всегда самое сильное удивление люб ви: ОНА ПОНИМАЕТ ВСЕ! Это наитие физиологии —природа знает это 59 • .*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2