Сибирские огни, 1987, № 2
ч ’ іо ли, сошла, ну как-можно ему, Путилину, оторваться от станции, станция — его второе Я, альтер'эго, бросить и явиться к ней в Москву, каким-нибудь миллионным по счету инженериком без лица и имени, тогда как здесь Путилин — это синоним могучего ‘ организма стан ции — ну что она лепечет, эта Вичка, что она несет, что может она понимать! А не угодно ли тебе сюда, в самую глубь Сибири, журна- листочка, разрабатывать положительный образ современного героя- труженика? ...И — за пределами умопостигаемого — нй самом пике, когда уже нужно падать обратно, скорость нуль — эта немыслимая Вичка не может примириться,.она хочет оторваться от сил тяготения и вознестись, но как это сделаешь, никак не сделаешь, но она не хочет сдаваться, она — как копьемет, разогнавшись, пу скает копье — исторгает из самого сердца нечто, не подлежа щее силам возвращения, это летучее исходит больно, так что она начинает давиться, в горле клокочет, и вот уж она рыдает, стис кивая его плечо, втираясь в мякоть мышц, как в почву, лбом, втира ясь...— а он не умеет разверзнуться, чтобы впустить ее, и только прижимает ее к себе плотнее, чтобы помочь, помочь... Спрятать. А после юна глядит, глядит на него с каким-то даже ужасом и недове рием, а лицо еще мокрое от слез рождения ТОГО, которое вверх... Оно отлетало и уносилось, этот посыл, этот импульс, это жертвопри ношение высшим силам, дарующим такое нестерпимое счастье — о, не всегда, далеко не всякий раз, но тем и дороже). . — Да вы поймите,—говорит он Пшеничникову,—этот ваш труд — если отправить его — он нас всех дискредитирует. Конечно, это привле кательно: одним махом семерых побивахом, в одну формулу втиснуть весь мир. Но, видите ли, вам не приходило в * голову, что человек имеет один-единственный способ познания: сравнить нечто не известное с тем, что он уже знает. ВСЕ ПОЗНАЁТСЯ В СРАВНЕНИИ. Другого метода нет. Аксиомы и умозрительные утверждения возможны только на самом простом и очевидном уровне. А с чем сопоставить мироздание, чтобы познать его? С чем сравнить ВСЕ? И этот псих — то ли вдруг проснулся, то ли дошло до него, он даже, кажется, охнул: —• Да? Но ведь тогда, значит, мир непознаваем? — Закон диалектики: переход количества в качество. К громадно му массиву .Ы прибавляем единицу — и весь массив надо пересчиты вать заново, потому что увеличение на единицу, может быть, дает качественный скачок. Физики, кстати, так и делают: малейшее изме нение краевых условий — и решается новое уравнение состояния. Но в частностях наука довольно сильна,— злорадно сказал Путилин, ди вясь: надо же, как человек мучается за Вселенную! Тут разрываешься между маленькой станцией и совсем уже малой долей мира — Вичкой, а этот — Вселенная и никак не меньше! — Почему же до сих пор мне никто этого не сказал? Глеб смотрел на Пшеничникова и должен был сказать ему, что на станции тот больше работать не будет, что по выводам аттестационной комиссии его уволят — и не любил этого беднягу за то, что должен был плохо с ним обойтись. Он так жену свою теперь не любил — за то, что должен был бросить ее. Эта Вичка —она что-то с ним сделала, он лишился твердости, уверенности в каждом своем безошибочном шаге. Эта любовь в нем —^ как инъекция робости. Нет, любить — это можно только в стадии беспомощных юнцов, молодых специалистов, это им уме стно выпучивать глаза и ничего не понимать. А когда зрелый человек, хо зяин станции, начнет выпучивать глаза и ничего не понимать — это стихийное бедствие для народного хозяйства. Нет, эта поза — разинув рот — не к лицу Путилину, у него для этого слишком ответственная должность, и надо с этим кончать! Про увольнение Пшеничникову он не успел сказать — тот вышел из кабинета настолько сраженный той простой мыслью, которую сказал ему Путилин, что, кажется, е этой-то минуты он и шизанулся. Если до- *Б 8
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2