Сибирские огни, 1987, № 2
— Отлично! Считай, что я тебя об этом и не просил. • — О чем? — Приехать. — Куда? В квартиру Хижняка? — Нет уж, с этим у тебя ничего не выйдет. Еще я не жил с тобой в квартирах своих предшественников.. — А я, кажется, и не просилась у тебя в эту квартиру. — Придется, видимо, тебе потерпеть, пока станции не дадут жилье. — Попробуй только отодвинь Горыныча из очереди! — Ах, и Горыныч тут как тут! А можешь ты мне назвать хоть одного человека в нашем городе, который не показывал бы на меня пальцем, умирая со смеху. — Такого человека, Глеб, не найдется в твоем городе, это я тебе сразу должна сказать. Но все-таки лучше было бы, если б ты размё- нял свою квартиру, это было бы справедливо. И не пользовался бы служебным положением — это не только неприлично, но и, знаешь ли, чревато.» — Ну уж это фиг! Ты хочешь совсем обобрать мою жену, она и так остается с носом. Я не альфонс, чтобы отбирать у одной женщины и отдавать другой! — Все. Мне хватит. Надоело. Оставайся на память от меня своей жене. Дарю! Я ей тебя дарю вместе с квартирой и с твоими потроха ми, чао! Да... Много перебыло таких разговоров. Пока этот извергшийся вулкан не остыл, пока не осел этот носящийся в воздухе пепел, пыль. Много понадобилось времени. В купе вчера задумался, потом глянул в окно и: вон моя милая! Стоит себе на перроне, разговаривает с женщинами нашей группы. А я — будто три года был на фронте и вот вернулся, и вижу ее, а она меня еще не увидела, но сейчас вот оглянется — и мы повстрёчаемся. В самые счастливые свои минуты (а теперь они были у меня и я знаю точно) человек печален. Видимо, от предчувствия конца этому счастью. Ведь все проходит, придется расстаться со всем, и с этим — тоже. И сожаление о радости превозмогает саму радость. Вот она обернулась... Вот наши взгляды сомкнулись— Некоторые моменты жизни распадаются на отдельные кадры, и каждый кадр длится, длится — противоестественно долго по сравне нию с реальным масштабом времени — чтобы его хорошенько разгля деть. . А Глеб действительно был как на фронте. Ему пришлось победить все ее прошлое... Еще тогда, перед похоронами. У двери стояла крышка гроба, оби тая кумачом. Валя, жена Горынцева, прикрепила к кумачу букетик гвоздик. Она же, Валя, привела старушку, которая сделала все необ ходимое: обмыла, одела, и он лежал в гробу в затененной комнате. Она же принесла формалин, которым колюче пахло из таза, она зажгла свечку и убежала, пораньше забрать сына из садика. Горыныч уходил позднее. — Ну, ты пошел? — Хижняк ему у двери. I — Да, мне надо. — Ну, а я останусь? — Ты у меня спрашиваешься, что ли? Нет, я просто... Все нормально? — в нос бормочет Хижняк. — Все нормально. — Порядок, да? — тем же подпольным тоном. Тут Горыныч вышел из себя и — шепотом: — Ты бабу, что ли, у меня торгуешь? Так я за нее не ответчик. Договаривайся с ней самой, порядок или нет. Время самое подходя щее! — и похлопал рукой по крышке гроба, — Да ты что, я же просто так. Волочилась за Вичкой, как шлейф, свободная валентность, и каж- &М 56. ' • ■»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2