Сибирские огни, 1987, № 2

ре угла в разные стороны. Разделилось на четыре выражения: испуг, радость, подозрение, стыд. «Ну признавайся, у тебя что, рука?»— «Да ни одного знакомого в Москве!» —божился Хижняк. Еще тогда у Пу­ тилина промелькнула догадка, подозрение: вспомнил, как эта шишка из главка* Скрижалев, ухлестнул за женой Хижняка в ресторане в день энергетика... Вспомнил, и сердце сразу засуетилось, как будто поезд уходит, все на нем уезжают, а ему, Глебу, не хватило там места. Он это­ му Хижняку и закинул удочку: мол, когда откроешь, откуда дует этот заграничный ветер, то. посмотри, не завалялась ли там еще одна разна­ рядка — и кажется, даже хихикнул в подлом заискивании... А Хижняк что-то бормотал — дескать, разве что кто-нибудь из однокурсников за­ тесался в аппарат и теперь вспомнил вдруг про него... Но кажется, Хижняк уже и сам догадался: жена. Более того — он это ПРИНЯЛ. Как говорится, кому война, а кому и мать родна. И когда Рита, глядя на покойника, упомянула имя Скрижалева, все окончательно выстроилось. И стала сразу понятна правота Викиных слов: «А Хижняк, если хотите знать, плохо кончит. Не завидуйте ему». Она еще сказала: «Вот увидите. Даром человеку ничего не достается, за все надо заплатить. Сразу или потом»- А он-то, Глеб, позарился... Более того, готов был взять. Принял бы из рук Хижняка с тем же подлым согласием, с каким Хижняк принял из рук жены этот ее «заработок». Значит, и той же ценой. И взял бы, не возникни тогда Вичка — как спасЦтельная соломинка, протянутая ему из вечности. Все перевернулось, преобразилась жизнь. Но еще дол­ го катился по инерции в ту сторону. Уже ПОСЛЕ Вички было три раз­ говора с Хижняком. И даже не по убывающей. Первый —про Пшенич- ’ никова. Этот Пшеничников настолько уже свихнулся на своих научных со­ зерцаниях, что ходил как сомнамбула, необитаемый. — Глеб Михайлович,— однажды сказал Хижняк.— Наша дифза- щита еле дышит. Есть же какие-то новые устройства, приборы, время не стоит на месте! Что думает наша лаборатория? — А вы скажите это Пшеничникову. — Я ему не начальник. — Зато, кажется, друг? Это больше. — Да что толку, что я скажу. Его не переделаешь. Тут не реле на­ до менять —человека. ' V — То есть, вы считаете, Пшеничникова надо увольнять?—■в лоб по­ ставил Путилин вопрос. — Я считаю, ему надо назначить переаттестацию,— уклончиво ска­ зал Юра, желавший, чтобы люди были понятливые. И чтоб впрямую ничего не требовалось называть. Наверное, у них с женой достигнуто это совершенство понимания. Мол, дескать, вот было бы хорошо, если б поехал за границу еще и мой главный инженер. А жена ему на это мол­ чит. А потом раз—и сделает. Но вслух-то ничего не названо! Публичный дом без вывески. И у сутенера в трудовой книжке приличная запись: «старший дис». И чуть не проклюнулся на свет еще один сутенер. Удивительно ли, что молодой Хижняк так легко поддался соблазну? Если сорокалетний Путилин уже готов был поддаться. — Но вы же знаете, что переаттестация и увольнение — одно и то же! — рявкнул Путилин. В нем уже случился переворот любви, и он стал другой, а Юра обращался к нему — прежнему, которого больше не было. Который однажды запустил Хижняку подлого леща насчет «не завалялось ли там еще одной разнарядки за границу». И значит, у Хижг няка было основание обращаться к нему — прежнему. — Ну... — запнулся Юра.— Все-таки, я считаю, это не одно и то же, но, с другой стороны, у нас здесь энергетическое предприятие, а не бога­ дельня. / — Готовьте вопросы для аттестации. На засыпку товарищу,—сказал Путилин. Теперь он настаивал, чтобы вещи были названы своими име­ нами. і 53