Сибирские огни, 1987, № 2

— Нет. Я тебя брошу: ты на мне паразитируешь, отсасываешь мои успехи. . . Он засмеялся, радуясь, что Полина «отошла», и прошептал Завет­ ным голосом: — А тебе должен пойти, по-моему, синий камень! _ Мне любой пойдет: я блондинка. — Я знаю, что ты блондинка! Поймал ее руку, поднес к губам... Полина сегодня после таких суток уже ни за что ни перед кем не от­ вечала. Спрашивается только с того, кому дается. Хорошо быть не­ счастным: никому не должен! И Полина глядела на Юру, целующего ее руку, насмешливо и тепло, Хватит требовать от себя, от других. Хва­ тит утруждать свой дух, и ум, и совесть. Пусть все летит к черту, бу­ дем гулять, носить золотые кольца, подаренные любовником, купаться в эйфории благополучия, здоровья и молодости. Плевать! Но потом вечер кончился, уЖин кончился. Пора было кончать. По­ лина распрощалась со сроим дружком (простить ему, как он теряется на серьезных вопросах и как голос его нетвердый проваливается, опусте- вает от страха,— как в падающем лифте, и как ему приходится спе­ циальным усилием нагнетать его в гортань и что-то там произносить такое вроде бы умное, чтобы не выдать Полине, что НИЧЕГОШЕНЬКИ он не знает —не понимает — не может, И как он потом с облегчением и радостью вздыхает, гора с плеч, когда Полина отпускает его на волю из упряжки неподъемных своих вопросов, и как он благодарно хвалит ее: «Вот такую я тебя люблю, когда Ты не хмуришься!» — простить его и отпустить), и вот наконец одна, не надо трудиться: становиться не­ прозрачной для глаз, смотреть оптически, и не допускать внутрь себя проникновения, и содержать лицо в приветливости, как в чистоте. Отделаться, откупиться улыбками, кивками, взмахами руки и н а ­ конец остаться одной в вечернем трамвае и долго глядеть на останов­ ке, как молодуха на высоких каблуках гонится за своим человеком, ко­ торый шагает с двумя товарищами вдаль устремление и освобожден­ ие, _ к какой-то своей Цели, очевидной, впрочем, с первого взгляда;— Инастигает, и он пытается ее в чем-то убедить, а она оскорбленно от­ ворачивается и отходит, надеясь на уговоры, но никто ее не собирает­ ся уговаривать, о ней тотчас забыли, стоило ей отойти, забыли и радост­ но пустились в свой прежний путь, а трамвай все стоит и стоит, непо­ ладка Какая-то, а молодуха, не дождавшись уговоров, опядь ударилась в погоню, подламываются ее высокие каблуки, настигла, опять те обер­ нулись и пытаются уладить все в свою пользу, но она снова гордо^отво­ рачивается —а те опять же вперед. И так несколько раз, трамвай тро­ нулся наконец, а бедная опять гналась за своим человеком, который хоть и не оправдывал ее надежд, но Другого не было у нее, и она не ве­ рила, что может быть, а в мире царит тихий вечер мая, природа береж­ на с людьми и согревает их даже и после захода солнца, но все еще светло, хотя уже одиннадцатый час, и доносится такой точный, такой догадливый голос Аллы Пугачевой: «Эти летние Дожди, эти радуги и тучи...», и вокруг молодые деревья и молодое лето. А в палатах сейчас уже сумрак, и дети должны спать, и плохо, ох плохо тем, кто не спит —среди уснувших. Такая тоска вечерами в дет­ стве... Сейчас-то Полина уже привыкла, с возрастом привыкаешь. Но •она еще помнит, как это было: оставили ее ночевать у тетки, сама же и попросилась, но наступил вечер, все в мире изменилось, ее обступили чужие, равнодушные к ней предметы: Часы, зеркало, буфет — они безу­ частно стояли вокруг, не заботясь;о ней, и она оказалась среди них без всякой помощи — в такой-то час: в сумерках, при смерти дня, при по­ гребении солнца. И она тогда принялась орать и проситься домой, тет­ ка прибежала, но успокоить Полину не удалось, она не хотела оста­ ваться среди этих враждебных предметов, и тетка несла ее в темноте, тяжелую, на руках, лил дождь, тетка сняла туфли и шлепала по лу­ 4 Ъл