Сибирские огни, 1987, № 2

человека, срослось в монолитного спрута, как дымы многих сигарет, струясь вверх, сливаются там в одно облако, и теперь этот многощу­ пальцевый- спрут сеял заразную панику, и только глядя на точность действий мигом мобилизовавшегося Семенкова, Саня справился со скованностью и следил за его работой с благодарным чувством, с ка­ ким видишь всякий подвиг, обнадеживающий в пользу жизни. И этого достаточно. Будет помогать станции функционировать. Будет тем, кто есть. И не надо жалеть об остальном — о том, чего ему не досталось. Раз уж его простоумная жена Валя не считает возможным «останавливать жизнь»... Стояли с ней на остановке, ждали автобуса, был май, вечер, из какого-то удалого окна на весь околоток разносилась музыка. Причудливый женский голос с тайной в своих горячих недрах что-то такое вымурлыкивал на чужом языке, выстанывал, а оркестр подтверждал ее слова — вразнобой, как мно- го-мНого подскакивающих мячей, но все эти подскоки чудесным образом ладили между собой, и получалась музыка — достойный аккомпанемент маю. Стоять бы посреди этой весны с открытой впере­ ди судьбой, которая еще не завершилась, как ветвистый ствол домино, замирать от азарта, но вот стоящая рядом твоя жена вдруг и сообща­ ет тебе: рыба! Судьба закрылась, ветвиться больше не будет, и нап­ расно этот туманный, этот сумеречный, этот обещающий голос со своей музыкой нашептывает тебе, навораживает будущее — ты от них теперь отгорожен, замурован — всё, господа, можете там прек­ ратить эти бесполезные чередования звуков. — Но ведь Ваня еще не вырос! >— Ну и что? — Они так медленно растут! ■— Ну и что? — Черт возьми, я учиться хотел!.. Новый ребенок — как в тюрьме, как в кандалах — прикован, снова на три года. Как часовойі И сме­ ны не предвидится! Ну и что. Убедительное возражение, ничего не скажешь... — Комнату сейчас получим — мама будет приходить помогать. — Вот уж это нет, перетолчешься без мамы Слишком много вас будет на одну-то комнату. Охота рожать, так уж полагайся на себя. — И что ты на нее так? — обиженно. Автобус все не подходил, ожидающие уже все приелись друг другу и отворачивались. И когда появилась новенькая, в белых брюках, такая вся ладная, пригодная для движения и жизни, все стали глядеть на нее одну. Саня сперва не видел лица. И поэтому не узнал. Он просто не смотрел. Он в это время приспосабливался к изменению своей жизни. Она сама подошла и отчаянно вымолвила: — Саня! Она стала лучше: освоилась, как бы укоренилась в существовании, как выросшее и привыкшее дерево. — Привет,—сказал Саня сдержанно. Потом кивком указал: — Моя жена. — Валя,— представилась таѵ готовно улыбаясь, что бы ее ни ждало. — Вика,— а эта наоборот насторожилась, выпустила колючки, когти, шипы — все оружие, она всегда действовала стремительно — но пока не вводила их в действие, а разведочно —что ты за фрукт? — пожала Вале руку. — И давно? Давно ты женат? — Сыну пятый год. Исчерпывающе ответил. — Пятый год?! Да не может быть! Мне писали совсем недавно, что ты живешь там же, у матери, один живешь. 31