Сибирские огни, 1987, № 2
же самое и с опытом: первые пять лет он накапливается, потом он в золотом рабочем состоянии лет десять — ну а после уж извините меня! Так что я не знаю, не знаю, чего они хотят от Агнессы!» А Юрка не выказывал ни согласия, ни возражения, держась все больше принципа «не высовывайся!» и поведения «нашел — молчи, и потерял — молчи». Семенков подождал сочувствия — не дождался, и тогда с обидой напомнил Хижняку: «Между прочим, ты ведь теперь начальство, у тебя ведь и голос есть!» А Хижняк ему невинно: «Кстати, как там с магнитофоном, разобрались?» — «Что вы прискреб- лись ко мне с этим магнитофоном? Отлезьте вы от меня! Никако го магнитофона я не брал, а что эта дура на меня наговорила — так это вы у нее спрашивайте!» И, вспомнив про жену, уже не мог успо коиться и занялся тем, что звонил ей на работу, долго ее разыскивал — ради того, чтоб сказать: «Сойди немедленно с моей фамилии, стер ва!»—сразу до хрипоты. И объяснял всем окружающим: «Мне фами лии жальче, чем всего барахла, которое она забрала!» Даже симпа тичный в своем роде человек. И в первый день, когда Саня пришел работать, на ТЭЦ случилась обычная небольшая авария. Раздался тоскливый вопль раненого животного, разнесся на всю округу и долго держался, замирая, отделившийся от организма звук жалобы. Внутри организма застило свет, все свободные промежутки заполнились хаосом дыма и пара, черные клубы беззвучно шевели лись — звук был не по ушам. Вещество лопнувших сосудов, таившее страшную силу, казалось со стороны медленным, сонно-ворочающим ся гигантом, и движения его были плавны, как будто заснятые рапи дом, и зачаровывали взгляд, как атомный гриб, медленно растущий в высоту Потом звук аварии, оглушивший людей, постепенно потух, стало наконец шумно — воспринимаемо — соразмерно человеку •— и люди приступили к деятельности, доступной их силам. А станция после первого шока, после крика боли теперь притихла и испуганно, виновато и с жалким упованием подпустила к себе лю дей и ждала от них помощи — ей казалось: уж они-то знают, что делать, они такие умные, такие умелые! Так больной уповает на вра ча, думая, что тому со стороны виднее, что там за беда соверша ется внутри у него, под непроницаемой кожей, во тьме сплетений его теплых органов- И врач не разводит руками, не показывает больному вида, что и сам он есть всего лишь божья тварь, и что самому ему известно об органах лишь внешнее очертание, латинское название да функция, возложенная на них,— и то не всегда; и что сам он, поссо рившись с женой и горюя, не знает, какие горькие вещества источает его сердце, его мозг или его душа, не занесенная в анатомические атласы,—не знает, и лишь терпеливо ждет исхода своей непонятной боли. И даже станция, хоть и сотворенная собственными руками чело века, все же не полностью постигается им, и часто человек знает лишь наугад, какие вихри сталкиваются в горячих камерах и изогну тых паропроводах, и почему расчетного запаса прочности все же иногда не хватает на то, чтобы выдержать столкновение горячих струй, и синее пламя небесного огня, возникающее между разомкнутыми контактами выключателей — человек может лишь гадать, но он, как и врач, не подает вида своей беспомощности и берется все улучшить и исправить, рассчитывая не столько на неразумную свою голову, сколько на разумную руку, которой уже удалось каким-то чудом добиться многого на свете. Человек берется — и, глядишь, действи тельно исправляет, и станция, оправившись от испуга и боли, с облег чением вздыхает и снова принимается пыхтеть как ни в чем не быва ло, снова уверенная в прочности своего бессмертия. Сане Горынцеву не привыкать было после прессового цеха к шуму и грохоту, однако чувство тревоги, взметнувшееся от каждого 30
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2