Сибирские огни, 1987, № 2
жить!» Подумал недоверчиво своей головой и упрямо опроверг: «Нет, с папой можно жить».— «Можно?» — «Можно»,— с твердостью. Можно?! Влезши на стул, он стоит, этот его папа, у форточки и принюхивается к воздуху. В руке у него комнатный термометр, при-/ готовденный, чтоб высунуть наружу. — Завтракать!.. — Сейчас-сейчас,— бормочет. Хорошо же ему. А она закончила уборку, подняла пылесос с ков ра, чтоб унести — защелки с грохотом в который уже раз соскакива ют, аппарат распадается в воздухе на части, пыль и ошметки — рух, пух, пых, и чтоб тому конструктору и всей его семье таких же вся ческих благ, а этот все торчит в форточке, проверяет свои догадки. Руслан за столом болтает головой и ногами, яичница спрыгивает с вилки, и он ловит ее, сгребая всей горстью, как ускользающую рыбку, и заливается смехом, как в игре с живым товарищем. — ! ! ! — угроза ему — глазами. Не верит. На третьей тарелке яичница стынет, папа Сева измеряет темпера туру наружного воздуха. А воздух рвется внутрь, в открытую форточ ку, как в поисках укрытия. Порабощенный городской воздух — как конь, которого словили и навьючили: вывози выхлоп нашей скученной жизни. Особенно тяжко ему в безветрие: сверху давит, топит вниз — а сбоку никакой помощи. Зато в солнце, когда небо доверху освобо дится, воздуху просторно, он взмывает на дыбы и блистает морозны ми искрами. Но ему, Севке, природа, лишенная разума и свободы воли,— лишь полигон, на котором материя подвергается действию физических законов. Но вот он приступил к завтраку, не замечая его, и мозги у него с шорохом шевелятся — как тараканы по ночам шебарчат в комке бу маги. Выпрастывает, мыслитель, очередной физический закон из ру ды хаотической действительности. Осточертело. Вскакивает из-за стола и бежит в комнату проверить еще одну догадку. Потом возвра щается, озадаченный, а Руслан сопровождает его взглядом, зажму ривая то один глаз, то другой. — Окривеешь! — громко бросила вилку и встала к раковине мыть посуду, не дожидаясь, когда они наконец наедятся. Стоя к ним спи ной, неотрывно глядеть на струю воды, чтобы не видеть окно сбоку (хуже нет быть несчастной в ясный день воскресенья: природа броса ет тебя и справляет свой праздник одна. То ли дело в сляцоть, в хмарь — тогда вы с природой как горькие кореша, познавшие цену всему на свете). А вода расточительно лилась, лилась, зря изводилась, а между тем эту воду, выкачав из реки, долго очищали и отстаивали. Говорят, англичане не пускают воду на проток, а умываются и моют посуду, заткнув раковину пробкой — как в тазике. Долго будут бла годенствовать англичане, способные поступиться благами текущей во ды. Вздохнула и завернула кран. Сева поднялся, прихватил термо метр: «Поднимусь наверх к соседям: надо померить на разных уров нях...» Хоть бы они спустили тебя с лестницы. Без него сразу стало лучше — что-то прямо-таки физическое... «Ну, чего ты там все моргаешь?» — сразу добрее и благосклоннее обратилась к Руслану и засмеялась вперед: как бы проветривая сме хом воздух, чтоб в нем можно стало существовать счастливо. Оказыва ется: тоже проверяет свое открытие: накануне вечером при электриче ском свете он обнаружил, что правый его глаз в одиночестве видит все голубоватым, а левый — желтоватым. Перемаргивался, проверял — но при свете дня открытие не работало. Мальчик мой... Гуляли по лесу, крался охотником, ловцом — мир ловил — в свой ум, как бабочку в сачок. А мир как ручной — сам шел навстречу и проникал без препятствия в самое сердце. Потом внезапный дождь, обильный, но смирный, весь разом так и упал, а они стояли под черемухой, ветку трогали теплые капли, дождь дышал 20
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2