Сибирские огни, 1987, № 2

общества. Естественно, что особый интерес он проявляет к современности, сегодняшне­ му нашему дню, которому и посвящает свою повесть «Человек из поезда». Обращение к современности теперь идет на новом идейно-художественном уровне: писатель благодаря трилогии «Время стре­ коз» обогащен опытам социально-психоло­ гического анализа времени и характеров, глаз его стал зорче и острее, затронутые морально-нравственные проблемы решают­ ся писателем требовательно и строго. Од­ нако нигде он не впадает в примитивный нажим, однобокость и шарж. Тем убеди­ тельнее и психологически достовернее раз­ венчивает он своего героя. Александр Николаевич Мезенцев, извест­ ный журналист, по приглашению своих земляков едет в родной город юности — Жерловск. Заметим здесь, что не случай­ ным представляется повторяющееся назва­ ние города в повестях «...И сближаются годы», «Человек из поезда». Подобными деталями (а повторяющееся название горо­ да — не единственная такая деталь) автор как будто подчеркивает внешнюю схожесть иных ситуаций в двух повестях. Обобщенно-романтические описания с ту­ манными порою намеками в первой повести сменяются здесь точными и конкретными характеристиками. Вспомним приведенные ранее описания афишных тумб в повести «,.:И сближаются годы» и сравним с опи­ санием Жерловска в произведении «Чело­ век из поезда»: «...Новенький мост с ажурными перилами и матовыми плафона­ ми фонарей, многоэтажные каменные по­ стройки центральных улиц, сияющие вит­ рины: банки, колбасы, бутылки; куклы, тряпки, духи, — пестрые афишные тумбы, прославленные храмы и крохотная люте­ ранская кирха, утонувшая в сирени на пе­ рекрестке двух улиц». Теперь автору кажутся недостаточными даже столь детальные описания города, ему нужны еще и приметы иного рода, раскры­ вающие социально-исторические особенно­ сти места пребывания своего героя. Далее А. Щастин продолжает: «Это был город, который история заселила разноверцами, с самого начала не привнеся в их отношения вражды или неприязни. Таким он .и запом­ нился Мезенцеву — с улицами, где бок о бок жили русские, татары, потомки Ссыль­ ных поляков, латыши, евреи — люди дву- надесяти языцы, для которых общим стал русский». Не сами по себе важны такие описания в повести. Они помогают нам в очень су­ щественных подробностях представить всю родословную героя, обстановку, окру­ жение, которые тоже формируют человека, определяют его позицию и мироощущение. Столь же внимателен писатель и к сво­ ему герою, его внешности. Портретные зарисовки Мезенцева всегда содержат определенный намек на его характер, внут­ ренний мир. Обратимся еще к одной странице повести: «Был он большой, серо­ глазый и рыжий, от природы улыбчиво-доб­ рожелательный, легко реагирующий на шут­ ку и острое слово. Со временем, когда годы и неприятности научили его недоверчивой ос­ торожности, все это: обаятельная улыбка, простоватость и внешняя расположенность 164 к собеседнику — стало лишь осознанной нормой поведения, привычкой», С первых же страниц повести нам ста­ новятся известными и другие подробности жизни Мезенцева. За тридцать лет совмест­ ной жизни с женой Александр Николаевич так и не смог привыкнуть к непредсказуемым поступкам, действиям по настроению, капризам человека, рядом живущего, но совершенно чужого ему. Вот и теперь, в последний момент, Нина Аркадьевна отказывается от совместной поездки с мужем по причинам весьма загадоч­ ным: надо быть рядом с «молодым музы­ кальным гением», которому предстоят именно теперь какие-то важные испытания, И вновь раздраженные размышления Ме­ зенцева: «Неужели же не видел и не по­ нимал раньше и так необходима была эта дорога и эта встреча, чтобы перестать быть близоруким? Но ведь кто мог предпо­ ложить — старая пустая баба. За всю жизнь никакого дела, никаких значитель­ ных интересов. И этот мальчишка, молоко­ сос, на котором ни одна уважающая себя девчонка взгляда не остановит». Итак, Александр Николаевич в пути к родному городу юности ' ретроспективно представляет всю свою жизнь. Вспоминает­ ся Мезенцеву голос отца из прошлого. Не одобрял он отъезд сына из родных мест. «Человеком и тут можно быть. Ну, ладно, сам с усам,—и, обняв, махнул рукой,—Пом­ ни, откуда пошел, вот что». Не утратил будто бы Мезенцев досто­ инств своей молодости — ни простоты, ни способности легко и быстро сходиться с людьми. Однако и приобрел со временем кое-что, кроме знаний и способности не­ стандартно мыслить, сознательно впиты­ вать манеру поведения новой для него среды; простоватость и улыбчивость стали теперь осознанной нормой поведения, при­ вычкой. Не минула нашего героя и недоверчивая настороженность к людям, но все чаще идет он на нравственные компромиссы, ум­ но и тонко убаюкивая совесть. Вот и те­ перь, размышляя о трудных тридцатых го­ дах, он находит убедительные доводы в пользу своего не очень достойного тогда поведения. Да, те времена не обошли бла­ гополучного уже тогда журналиста. Слож­ ности и трудности, обрушившиеся на него, сразу же изменили в его глазах весь окру­ жающий мир: « ..Все города представля­ лись напичканными кляузниками и подле­ цами, как огурцы семечками. Будто это было не начало второй трети двадцатого столетия, а времена юного Тиля Уленшпи­ геля и «святой» инквизиции, уродливо со­ существовавшие рядом с новой конститу­ цией, новыми песнями и всем тем, что казалось ему олицетворением нового вре­ мени...» И здесь авторский голос многое уточня­ ет, многое помогает понять в характере сво­ его героя не только тех лет, но и нынеш­ него его состояния: «После, много после эти ощущения притупились, ушли. Мезен­ цеву казалось, ушли бесследно и на­ всегда. Между тем он не догадывался, но прошлое довлело над ним и его поступка­ ми всю остальную жизнь». Боязнь пересудов и разговоров, способ­ ных как-то навредить ему, вернее, его карь