Сибирские огни, 1987, № 2

жизнь которого впереди. Однако автор не спешит и теперь воздать должное добру и злу: избежать возмездия удается- пока ка­ рателю Звягину и Варваре; нелегким, су­ дя по финалу повести, обещает быть и дальнейший путь Кати. Третья повесть цикла — «Время стре­ коз» — посвящена, главным образом, офице­ ру Звягину и другим белогвардейцам, выме­ тенным из России революцией. По-разному живут на чужбине эти люди. Одни, как Александра Львовна, находят в себе си­ лы вернуться на Родину. Другие — ступают на землю своих отцов как диверсанты и шпионы. Офицер Звягин лучше других видит всю гибельность никчемной жизни вдалеке от родной земли. Документальный материал, включенный писателем и в третью повесть цикла, приоб­ ретает теперь определенную характеризу­ ющую функцию. Выписки из газет, офици­ альных сообщений помогают автору дать читателю представление о бьющей ключом жизни в Стране Советов. С другой сторо­ ны, эти материалы все больше утверждают Звягина в мысли, что страна, где он ныне живет, омерзительна, а устремления рус­ ской эмиграции обречены на провал. Интересно и убедительно аргументирует авторскую мысль об «отмирании» Звягина Е. Цейтлин в своем очерке о творчестве А. Шастина: «Время в эмиграции оказалось для него пустым. Постепенно все вокруг него вымирает. Люди, чувства, убеждения, душа. Повесть не случайно начинается сценой на кладбище. Потом кажется, что кладбище чудовищно разрастается до раз­ меров большого города. В нем живые тру­ пы — сидят в ресторанах; боясь вечности, молятся в церкви; удовлетворяют свои ма­ ленькие земные страсти. Годы приносят Звягину лишь одно: «уходили люди, чтоб никогда больше не возвращаться. Те, ко­ торых он принимал и кого презирал. И ста­ новились они равными перед вечностью, а он оставался до своего срока. И его приязнь и презрение оставались с ним. А годы ухо­ дили, и всему было свое время: время уби­ вать и время врачевать, время говорить... Но того, которое он ждал, не приходило, ибо было время покидать, но не было вре­ мени возвращаться». А там, за рекой, на бывшей родине Звя­ гина идет полнокровная жизнь. Даже га­ зетные заголовки мая-июня 1934 года, приводимые автором, способны многое ска­ зать читателю и объяснить психологически мрачные мысли Звягина: «Герои Арктики, Герои Советского Союза, челюскинцы в Иркутске. Иркутск приветствует земляков героев-летчиков Доронина, Слепнева и Та­ лышева. Привет краевому съезду колхозни- ков-ударников. 500 000 парт нового образ­ ца для школ края». Среди сообщений мирного характера и тревожные вести: «Белогвардейские форми­ рования на советско-маньчжурской границе находятся только в погранполосе, противо­ лежащей Восточно-Сибирскому краю. В по­ гранполосе, противолежащей Дальневосточ­ ному краю, чисто, белогвардейских форми­ рований нет. Имеющиеся же отдельные группы белогвардейцев вкраплены в состав японо-маньчжурских отрядов, выполняющих функции полицейско-разведывательных ор­ ганов. (Из справки Главного управления пограничной охраны войск ОГПУ. Не ра­ нее января 1934 г.)». В одну из диверсионных групп вошел и Звягин, вошел скорее от неимоверной тос­ ки по родным местам, хорошо предчувствуя всю_ бесперспективность подобных меропри­ ятий. Ему удалось при переходе границы уйти от пули в перестрелке, избежать арес­ та. Однако безнадежность и своего поло­ жения, и своих хозяев ему теперь абсолют­ но ясна. Как когда-то Ковалев, Звягин и теперь многого еще не понимает, осмысливает со своих, чуждых революционной России, по­ зиций. Но главное, что ему стало ясно,: без родины он жить дальше не сможет. «Рос­ сия все-таки вечно останется с тобой,— решил Звягин. Он поднялся и половчее при­ ладил мешок. — Были Грозный и Петр и последние Романовы, а теперь ее комиссар­ ство. Все менялось, а сущность ее остава­ лась неизменной. И в тебе самом живут ее лень и трудолюбие, нищета, раболепие и гордость, ее доблесть, жестокость и доб­ рота, и вообще все, что было в ней доро­ го и противно тебе. И отринутый ею, ты все-таки принадлежал ей. И от этого ни­ куда не уйти». Цикл повестей А. Шастина «Время стре­ коз» убеждает, что лучшие люди револю­ ционной эпохи, если они находились даже по другую сторону баррикады, порою де­ лали шаг к истине. Движение это было для них нелегким, мучительным, иногда трагическим, но оно определялось самим ходом истории. В этом и состоит гумани­ стический смысл новой действительности, в этом пафос талантливого произведения А. Шастина. Конспективно намеченный портрет эпохи гражданской войны в повести «...И сбли­ жаются годы», наброски характеров людей того времени, как видим, получают теперь совсем иное воплощение. И в этом глубин­ ном социально-психологическом пафосе — один из признаков нового творческого этапа писателя, определенного самим вре­ менем. Современная советская литература преж­ де всего и отличается повышенным интере­ сом к человеку наших дней, стремлением раскрыть его характер в самых различных сферах. «Нам человек сажен, а не дета­ ли, которые он вытачивает, — справедливо утверждает один из героев повести А. Чер­ ноусова «Чужие». — Человек — наша конеч­ ная цель, а не детали, не сапоги, не вещи...». Нельзя не отметить при этом, что литера­ тура наша не ограничивается сегодняшним состоянием характера своего героя, она об­ ращается постоянно к истокам характера нашего современника, верно полагая, что без дня вчерашнего непонятен и день се­ годняшний. Все это свидетельствует о повышенном интересе к многогранному миру нашего современника, о гуманистической сущности литературы зрелого социализма. По точно­ му замечанию С. Залыгина, «только гу­ манному обществу есть дело до отдель­ ной личности, до ее переживаний, до ее судьбы...». А. Шастин исследует разные судьбы, на различных этапах исторического развития 163