Сибирские огни, 1987, № 2

наверное, не стану приводить его ' полно­ стью. Завод по переработке и консервированию плодов и ягод — мощностью до 3,5 милли­ она условных банок в год; животноводче­ ский комплекс на 1 000 голов; телятник- профилакторий на 300 голов; РТМ на 25 условных тракторов; автогараж на 20 ма­ шин; склад минеральных удобрений на 1000 тонн; два склада под зерно — вместе на 1000 тонн; баня; столовая; клуб; обще­ житие трудового лагеря на 126 мест; фили­ ал швейной фабрики; дом пчеловода; дет­ ский сад на 56 мест; восьмилетняя школа на 192 учащихся. Жилье мы еще не упомянули. В совхозе имеется 176 квартир, большая часть из них — благоустроенные. Преимуществен­ но это коттеджи на две семьи. Кроме того, ведется большое строитель­ ство; асфальтируются дороги, тянется те­ плотрасса, возводится новое административ­ ное здание... Вот такое примерно хозяйство у Парамо­ новой. Экономические показатели приводить не стану. Во-первых, не хочу перегружать чи­ тателя цифрами, а во-вторых, сам ужасно боюсь таких слов, как «реализовано продук­ ции за минувшую пятилетку на...» Да и не пощупаешь все эти миллионы рублей, тыся­ чи центнеров, литры надоев, когда они на бу­ маге. Поэтому просто скажу: хозяйство от­ нюдь не захудалое, наоборот — передовое, и все здесь в этом плане в порядке. Хотя... всё и всегда в порядке нигде быть не мо­ жет. — Помните, вы меня спрашивали: что же такое асе-таки директор? -—сказала Ли­ дия Григорьевна, когда я закончил скри­ петь пером. — Вот и судите теперь сами... Представьте себе хозяйку, мать большого семейства... Я подсказал: — У которой — огород, скотина, подво­ рье. — Вот-вот. Значит, за всем этим догляд нужен. И детей надо воспитывать, одевать- обувать, кормить... Ну, а у директора — то же хозяйство, только огромное. И де­ тей! — она покачала головой. — А еше плюс строительство, плюс экономика. Экономич­ ность — ведь это же главное. Впрочем, лю­ бая хозяйка тоже копеечку считает, ведет свою экономическую политику. — Вы знаете, что вас в совхозе мамой зовут? — спросил я. — Знаю, — ответила Парамонова. Отве­ тила просто, без горделивости или хотя бы довольной полуулыбки. Даже несколько ус­ тало выговорила — «знаю»: дескать, что же будешь делать? — Мама. И все надо... И всем надо. И еще я задал Лидии Григорьевне воп­ рос, такой... ну, как бы о нем? Раньше по­ добные вопросы задавали героям дурачки- журналисты в старых фильмах (были годы, когда братья кинематографисты газетчиков исключительно ' карикатурными выводили). Налетает, значит, этакий юный фрукт — бе­ ретик набекрень, в руках блокнот — на ге­ роя или героиню — и с ходу: «В чем цель вашей жизни?» Зрители, понятно, хохочут. Вот и я нечто такое спросил: в чем види­ те цель, смысл вашей жизни, ваших уси­ лий? Вообще шире: зачем появляемся на 138 свет, зачем землю топчем, ради чего коло­ тимся? Почему однажды, смертельно устав, не плюнем и не скажем: «Да гори оно все синим пламенем!» Как считаете? И задумы­ вались ли когда-нибудь? Потому, наверное, спросил, что в опреде­ ленном возрасте эти простые, но вечные вопросы начинают всем нам стучаться в душу. Она повернулась ко мне: — А вы сами как считаете? Ну-у, такого коварства я не ждал. Не­ доучел, что передо мною прежде всего жен­ щина. Пришлось задуматься мне. И надолго. Федя тут же, во дворе, отмывал светлую «Волгу»: «Нива», на которой он нас до это­ го возил, поломалась. Я думал. И оттого, наверное, что сидели мы за партой, а молчание мое затягивалось, я чувствовал себя нерадивым школьником. А тут еще Парамонова заозорничала: — Федя! Ну-ка проэкзаменуй нас. Спро­ си: сколько будет дважды два? Федя — с тряпкой в руках — обернулся: — Да вы же сами знаете — четыре. — Ага! — рассмеялась Парамонова. — Если бы всегда так. Я наконец вроде нашел ответ. Собст­ венно, не нашел — я давно уже искал его для себя, толокся около, а теперь думал над тем, как преподнести ей смутные свои мысли. Сейчас изложу этот ответ-вопрос (я все же не только отвечал, но и ее мнение таким образом выпытывал), изложу — по­ стараюсь — более или менее гладко, а тог­ да-то и сам изрядно намаялся, и Лидию Григорьевну заставил поморщить лоб. — Ну... может быть, дело в том, что каждый человек бежит по жизни не просто отмерянную ему стометровку. Знаете, как в спорте: рванул со старта, выложился до предела, упал грудью на ленточку — и хоть трава не расти. Наверное, все-таки все мы — люди, человечество — являемся уча­ стниками бесконечного эстафетного бега, увы, с препятствиями. Мы принимаем эста­ фету от предыдущего поколения, от наших родителей—ну вот как вы приняли: от отца, матери, агрономши той (помните?)—и не­ сем дальше, чтобы передать нашим детям. И мы должны пробежать свой отрезок пути лучше, улучшить, как говорится, прежний результат, потому что у нас долг перед те­ ми, у кого мы приняли эстафету перед ве­ рой их, муками, надеждами, ошибками. И если мы не пробежим лучше, а того страш­ нее — вовсе ничего не возьмем «на стар­ те», отмахнемся от их жизни, как от «доро­ ги в никуда», то и к своему финишу при­ бежим с пустыми ладонями — нам нечего будет передать... Может быть, вот так? Из­ вините за литературность. Она помолчала, оценивая, должно быть, мои бормотания. Потом сказала: — Что ж... подписываюсь под вашей те­ орией. Серьезно произнесла, а все же, мне пока­ залось, с некоторым облегчением: вот и хо­ рошо! И не надо напрягаться, искать ум­ ный ответ — ведь ты же от меня умного от­ вета ждешь? Ну, а раз ты сам такой муд­ рец, что все уже придумал, да еще вон как складно изложил, — берем. Почему не взять?