Сибирские огни, 1987, № 2

Нина заглянула в глазки своей ноше —и ноша открыла голые десны в улыбке и радостно трепыхнулась, ничего не ведая о совокупном об­ щественном продукте и эгоистично захватив в свое распоряжение целые рабочие руки. Целые руки... — Что, опять? —уничтожительно сказал начальник и чуть не плюнул с досады. —А я-то думал, из тебя толк выйдет. Стояла перед ним, из крайних сил удерживая достоинство: голова прямо, живот вперед. — На ноябрь мне не планируйте,—сказала высоким голосом. — А интересно, кто же будет работать? Вот, пока до ноября —спро­ ектируешь разводку кабеля по цехам. — Я одна? Да вы что? За два месяца? — Тут работы на три дня. Это он всегда так говорил. — Ноу меня еще прежней работы —едва успею! — Ничего, будешь делать параллельно. И это он тоже всегда говорил. Она уже отошла к своему столу, а он ворчал свое дежурное «ни черта не делают!», глядел в чертежи, подписанные «Пшенич.» —осталь­ ное не помещалось в графе «подпись»,—и язвительно добавлял: —А как же, Пшеничниковых у нас маловато, понадобился еще один! Но это было не обидно, он имел право любви ворчать на нее, ведь это он подходил иногда к ней и над ухом нежно гудел: «Ну что, Пшенич, как дела со.схемой?» —ведь он хотел сделать из нее человека, инженера, да и она —с самого первого дня, придя на работу, с того момента, как он вертел в руках ее диплом и изучал вкладыш с оценками, всегда сла­ бела от нежности, глядя на роговые панцири ногтей на его рабочих ру­ ках — и какая там разница, что он кричал на нее вслух, зверея от одной мысли о том, что она теперь будет с каждым днем все неповоротливее лавировать между кульманами, а потом уйдет совсем и, может, на не­ стерпимо долгое время. Вышел Руслан к ней в коридор вагона, прижался головой на мину­ точку—наверно, Антей к Земле так приникал набраться сил,—и Нина успела понюхать, как цветок, его макушку. Вот он уже отстранился и смотрит в окно Рожаем их —из греха и своего наслаждения, а им по­ том живи за наше удовольствие, мучайся в мире, полном непонятного и угрожающего. И вот, зная свою вину перед детьми за их будущие стра­ дания, мы жалеем их и ласкаем, чтоб оправдаться, мы задариваем их вперед, мы даем им счастливое детство — в расплату за будущее. За то будущее, где они будут мучиться и мучить друг друга, мужчи­ ны и женщины—требуя один от другого расплаты за несовершенство мира. За несбыточность полного отзыва одного человека другому. Сколько раз ночами Нина, уложив детей, выходила в темную кухню и глядела в окно (глядеть можно было только в небо, остальное про­ странство было загорожено домами) —как заключенный. Луна расчис­ тит на небе проталину себе и пульсирует из ее черноты, заливая все во­ круг зеленым соком. Эта странная городская жизнь —не одна Нина, все мучаются каким- то несоответствием. В чем оно таится? На работе подруга как-то впала в окаянный раж, она бегала по ко­ ридору с мотком синей изоленты и на всех подряд стеклянных дверях в беспорядке (и в порядке) лепила математические символы: икс, игрек, ну и еще одно неизвестное. А ей тридцать пять лет, трое детей, тем смеш­ нее и невозможнее все это было, Нина хотела как-то прекратить это,, но сама, за нею гоняясь, ослабла от смеха, только и сил, чтоб сдирать ее сумасшедшие знаки, а начальник шел мимо, остановился, поглядел на этот эпатаж и с восхищением: «Вот это да-а-а!» Чего же им всем не хватает? Ведь войны нет, голода нет... Руслан здоров. Что еще? Родила вот дочку. В час зимнего утра, когда электричество в жаркой П