Сибирские огни, 1987, № 1

ское: он возжелал налезть на нож, да, он истерически возжелал этого остужающего проникновения лезвия внутрь самой той теплой противной тошноты, которая мутилась внутри, — так бывает, когда хочется отсечь больной палец, чтоб не мучил. Он шагнул — и те отступили. Они отступили, им сразу стало скучно. А чего, раз он не боится. Весь их интерес свял. Лениво, со скучающим видом они побрели прочь. И тогда он зычно гикнул и побежал. Он побежал на них — и они ударились врассыпную. Ни до, ни после не получал такого урока.' Вот и был тут весь его университет, и академия, и аспирантура. Он понял, что главное и единственное, чему надо научиться — это бесстрашие. Ни на кого не оглядываться. Шагнуть вперед — и не обернуться для проверки, следуют ли чза тобой. Следуют! Силе верят. И все, с тех пор без остановки вперед и вверх. Попер. Он принял уверенный вид человека, который знает больше других. «Иногда сам ужасался собственной наглости». Он брал на себя ответственность, и ему охотно отдавали ее. Он увидел, что люди слабы и ждут, что придет сильный и даст им правило и страх. Потому что смелых мало. Сперва он блефовал, и сомневающиеся отступали единственно перед его решимостью. А потом и сам поверил, что он лучше всех. Д а , он лучше всех. Он бесстрашно ставил свою подпись на финансовые документы, в которых ничегд не смыслил. «Вначале сердце замирало: ну, думаю, наподписываю я себе лет на семь-восемь!» — а потом уверовал, что его рукой ведет сам ангел-хранитель и не даст ошибиться. И больше не утруждал сомневающуюся мысль, давая власть незрячей руке. Рассказал, а потом снова взад пятки; эскалатор,, дескать. К технической власти, дескать, подъехали мы. «Вот мой друг, например, однокурсник, уже наверху в «Загранэнерго». А это, я тебе скажу, власть помощнее, чем у министра. Поддерживаем друг друга, как можем, закон дружбы. В свое время, по молодости, он дал мне поработать за границей...»— «Так что же, значит... и наше поколение тоже когда-нибудь?..— «А как же! Только, сама понимаешь, не все, — посерьезнел.— Только те, кто уже сейчас начал выгребать. Остальную шлаёпень просто снесет течением». Выгреб, подлец, доволен. А волосы выпадают, зубы расшатываются, и сама видела у него записную книжечку, поминальник такой, в которую он записывает имена знакомых. Ну да, просто имена, потому что милый такой наступает недуг: недержание памяти... Помолчал и тихо закинул удочку: «Что, хочешь власти, Рита?» — «Хочу», — угрюмо, страстно ответила ему. «Дерзай, Рита, женщина многого может добиться». — «Кто твоя жена?» — «А ну ее».. Через день сам завел речь: «Хочешь, Рита, жить в Москве?» Еще спрашивает. «Рита, свои желания надо исполнять. Нельзя хотеть вхолостую, это вредит здоровью». Издевается? Москва, вожделенный город, цель по-1 падания. Москвич — это чин такой. Ранг. Говорят, при обмене равноценных квартир из других городов доплачивается еще тысяч десять — за М О СКВ У . Город-пьедестал: вскарабкался альпинистом и потом уже не шевелись, чтоб не сверзиться. Рита и раньше бывала в Москве. Но тогдашняя ее Москва и нынешняя— небо и земля. Тогда это было: метро, магазины «Лейпциг», «Власта», «Балатон», универмаг «Москва». Еще оголтелый ГУМ , не щадя ног, и вечером, на койке в четырехместном номере какой-нибудь народной гостиницы на ВДН Х осторожно вытянуть ноги и постепенно, постепенно начинать шевелить пальцами. Сначала больно каждой косточке, потом утихает — и засыпаешь мертвым сном. Теперь был другой город — с другими запахами, видами и свойствами. Каждый день она находила свой номер убранным, унитаз опечатанным бумажной лентой с оттиском «продезинфицировано». В метро Рита теперь не спускалась, из любого конца города по одному заветному номеру телефона она вызывала себе машину, показывала шоферу гостиничную свою карточку — и молчаливый "шофер, поверенный тайн, как загадочный ворон из сказок, не произносил за весь путь ни слова. И некому было все это показать! Чтоб острее ощутить скорость отрыва от прежнего, отрыва и вознесения—• 6