Сибирские огни, 1987, № 1

щииы. Я восхищен», а тут оркестр грянул следующее, а взгляды еще не расцепились, и руки тоже, и так он ее поднял и повлек на круг. И все. Железо ковалось горячее, податливое, а Рита была харошим кузнецом своего счастья — как она его понимала. Жены энергетиков следили за этой парой с тем же замирающим чувством, с каким в цирке следят за возносящимися под купол гимнастами. Очень быстро все достигли высшей точки освобождения. ■ Веселье приняло стихийный характер, и распоясавшиеся музыканты уже вопили заветное: Софья, я не стану врать, Готов полбанки я отдать — Только’ чтоб тобою обладать! Путилин, сидел рядом с Юрой и говорил с ним наравне и даже, кажется, снизу — после Юрка рассказывал, что Путилин ему почти завидовал... Или что-то в этом роде. Во всяком случае, говорил (Юрке, что настоящая женщина обходится без подруг. А обыкновенные женщины всегда держатся стаей. Путилинская жена не танцевала, она сидела за столом в компании еще двух таких же, как она, — беседовали, склонившись головами. Такие женщины, говорил Путилин, обычно дружат на кулинарную тему или на тему воспитания детей и нуждаются в компании себе подобных, чтоб чувствовать себя за каменной стеной коллектива. И только настоящие женщины ни на кого не оглядываются. И после, когда возвращались домой, Юрка молчал-молчал и спросил: «У тебя есть подруги?» Нет, Юра, подруг у меня нет. И все, и он не пикнул. Только кажется Рите, что он их засек. Застукал. За тяжелой портьерой, отделяющей нишу темного буфета, Прокопий притиснул ее к толстой колонне пятидесятых годов, крашенной «под мрамор», прижал и тесно целовал, и в этот момент вроде бы как мелькнул свет, как если бы портьеру-на миг отвели, а когда они с Прокопием вынырнули — Рита впереди — Юрка стоял тут поблизости один, опершись о подоконник, будто на стреме, чтоб им не помешали. И сделал удивленное лицо (хотя Рите показалось, что все притворство) и сказал: «О, а что это вы там делали?» — вроде как в шутку заподозрил их, а Прокопий пока кашлял, собираясь что-то сказать, Рита его опередила: «Мы хотели ограбйть буфет! Прокопий Матвеевич сказал, что он опытный взломщик!» — «Ну, пограбили?» — весело осведомился Юрка. «Увы!» — пожйл плечами Прокопий. Вот и все его участие в такой веселой шутке. ,Д а и что с него взять, он же кладовщик, снабженец, в самый бы раз ему козла забивать во дворе с мужиками да рассуждать про рубероид и шифер, тип, опознаваемый с первого взгляда, посконная рожа, валенок Прокопий, смачный всасывающий звук на первом блюде, соус до конца обеда шевелится на верхней губе —'шлеп-шлеп, и лет двести еще понадобится упорной природе шлифовать этот булыжник, чтобы довести его форму хоть до какой-то точности, и единственное, по чему его можно отличить от толпы конторских дяденек, заполняющих метро в шесть часов вечера (они семенят, мельча шаг под выпирающими своими брюшками), — так это по черной «Волге». Ну, правду сказать, существенное отличие. С этим отличием надо считаться. «Прокопий, как ты этого добился?» Ухмыльнулся так свысока: «Как добился? Работал, Рита, работал!» Вроде бы срел все на шутку: «Это все само собой, Рита, меня просто привезло на эскалаторе. Везет, везет вверх, и вот предыдущее поколение сбрасывается, а нас подвозит. Процесс чисто механический». Потом, правда, рассказал одну историю, развернул душу скатертью. Как он был студентом и однажды в темном закоулке — трое. С ножами. Им , собственно, ничего не надо было, кроме удовольствия покуражиться. Могли зарезать, а могли и не зарезать."Как понравится. А он был трус, да, разумеется. Но вдруг — так от усталости приходит безразличие — пришло отчаянное, затем ледяное чувство бесстрашия, и он просто оторвался от стеньги шагнул на них. Ему нечего стало терять. Это было что-то физиолбгйче- 5