Сибирские огни, 1987, № 1

соревнованиям!» — «А при чем тут вообще спорт?» — усмехнулся Егу- дин. «Это гарантия, что человек умеет работать»,— сухо объяснил Путилин. Потом провели тренировку, «ликвидировали аварию», и Агнесса давай расспрашивать Пшеничникова про его друга. «Люблю новых '■ людей!» — сказала мечтательно, а Егудин насмешливо сверкнул очками. Все-то он насмехается, все-то он сверкает... — Ваши очки придают вам такую импозантность и загадочность,— тут же заметила Агнесса,— как будто вы иностранный кинорежиссер. — А вы, Агнесса Сергеевна, знавали иностранных кинорежиссеров? — ядовито спросил Егудин. — Но я же смотрю «Кинопанораму»! — с простодушием, какое можно встретить только у старых дев. Ох уж эта Агнесса! Совершенно без самолюбия! Когда она пришла на станцию, она действительно была просто Агнесса, но с тех пор прошло много лет, люди приходили и уходили, а она пребывала неизменно, вновь приходившие наследовали ее от прежних ее товарищей как Агнессу, и она по привычке так и оставалась Агнессой для всех, хотя последние вновь прибывшие были уже лет на двадцать моложе ее. Можно-было назвать ее Агнессой Сергеевной, можно было переврать ее имя — она не замечала. Она обладала многими ценными качествами, но поистине бесценным было то, что і она ііозволяла преобладать над собой любому новичку. «Ой, правда? — доверчиво изумлялась.— А я этого никогда не слышала». Около нее любой чувствовал себя значительным человеком. И мог невозбранно насмехаться над нею, она не обижалась. Она, -может, даже и не понимала. И следовало бы убивать на месте всякого, кто прельщался легкостью этой добычи. — Ох уж эти острословы! — сказал Путилин, глядя прямо в очки Егудину.— Они напоминают мне ватерполистов. Там для того, чтобы нанести красивый удар, надо утопить своего товарища, столбовика, чтобы от него оттолкнуться. Но если в водном поло это происходит с ведома товарища ради общей цели, то остроумец забирается людям на голову без спросу и после этого еще предлагает всем полюбоваться, как он замечательно выскочил и блеснул! — А вы играли в водное поло? — немедленно заинтересовалась Агнесса. «М-м-м-м! — зубы от нее болят, честное слово,— ну добрая до глупости! До глупизны! Не понимает подтекстов. Иногда ему казалось, что она нарочно нагоняет на себя глупость,— и только при достаточном стечении народа. С ним-то наедине она говорит вполне здраво. И вроде все понимает. Тогда, после ночного обхода Хижняка, как она набросилась на Путилина — «ты человека растлеваешь!». И стало ясно, что это Егудин подослал дурачка этого исполнительного, Егудин возненавидел Хижняка еще до знакомства (как предчувствовал соперника...), а Путилин тоже, может, именно назло Егудину, полюбил этого Хижняка больше, чем стоило. Вот так попадет человеку между шестеренками чужих отношений — и безвинно там погибнет. Или безвинно его вознесет, как вознес Путилин этого спортсмена, в противовес Егудину. Как трудно найти человека. Раз, два — и обчелся. Ну, Ким, ну, Горынцев... Егудин ушел, сейчас уйдет Семенков. Не жалко, конечно, Семенков — вшивота, этот человечек с подмигом, с притопом и прихлопом, с прищелком и с чем там еще... «Неудобно? Неудобно на потолке спать. Остальное терпимо». Пшеничников тоже ушел — тоже не жалко. «Закон сохранения материи неверен, ибо если он верен, то жизнь невозможна вследствие второго начала термодинамики. А если он неверен, то жизнь возможна: если допустить, что часть материи безвозвратно переходит в энергию, и за счет этой энергии поддерживается жизнь. Не жаль никого из них, но ведь кто-то же должен и работать! Поэтому, может, так хочется человека заранее полюбить, авансом». 49