Сибирские огни, 1987, № 1

и время. Абсурд, мираж, нет ни длины, ни времени — вот единственный вывод, какой Сева мог сделать из теории относительности. «Представьте, — говоришь этой Агнессе, растолковываешь, летит мимо вас со скоростью света человек — он на некой платформе стоит и светит вперед себя фонариком, освещая некий предмет, ^тоже стоящий на этой платформе. Он-то, разумеется, видит перед собой этот предмет, потому что в своей инерциальной системе он покоится и даже понятия не имеет, что в это самое время летит мимо вас со скоростью света. Но ' вы, получается, не можете видеть этого освещаемого им предмета, вы видите только человека, направившего вперед себя темный фонарик без луча, ибо иначе скорость фонарикова света^ превышала бы С (для вас), а значит, оказывалась бы неосуществимой. Но ведь это абсурд?» Васильев, .дежурный щита управления, посмеивается, завтра он будет рассказывать как анекдот: «Сидит это наш Пшеничников однажды на платформе и светит вперед себя фонариком. Сам, кстати, летит со скоростью света. А в это самое время...» Агнесса, как наседка крыльями, защищает Севу от Васильева, она сразу нахохлилась и с вызовом ему: — А мне интересно! Спасает, сердечная, вахту, спасает Севу. — Так вот, — продолжает Сева, — а я думаю: а вдруг преобразование Лоренца так же ограничивает математически действительность, как старая беспомощная математика ограничивала когда-то возможности Ахилла по обгону черепахи? Математически он не мог ее обогнать — и все тут. То же само(е, может, и с преобразованием Лоренца: математически скорость света непреодолима, а... — Ну, я пойду пройдусь! — трагически оповещает Васильев и поднимается. Агнесса ему энергично кивает: дескать, замечательная мысль пройтись, и все свое великодушное внимание — к Севе: — Ну-ну; черепаха, и что там дальше? Нет больше моих сил. Милая ты замечательная Агнесса Сергеевна. Она так доверчиво удивлялась, так готовно ошеломлялась — как чужеземец в стране, превосходящей его родину во всех отношениях. Каждому-то она даст возможность побыть умным, а сама будет гореть свечкой, чтобы освещать достоинства того, кто рядом. Ей не жалко. Передали по телефону контрольный режим,- Сева записал в журнал. — Говорят: если вселенная бесконечна, то звезды, не имея числа, должны бы создавать на небе сплошной световой фон. Но что такое свет? Что за таинственное вещество? Живет ли он сам по себе, отделенный от источника, и как долго? — А про черепаху? — напомнила Агнесса. (Хоть что-то представимое ей...) Не надо угнетать ее бедный ум, оставь ты ее в покое. Черт с ней, рассказал ей про черепаху. Про Лоренца все равно не поймет. Она: — Сева! — сердобольно так, по-бабьи. — Что же это, вам приходится до всего .доходить самому? Неужели нигде про это не написано? Все,^ до чего достигает ум Агнессы, уже описано. Реле и генераторы. Бойлеры и котлы. Преобразование одного вида энергии в другой. Все понятно. А вот Руслан спросил его: «Папа, а почему люди живые?» Кто бы Севе про это ответил! Он сам пока может думать только про мертвую природу — и то никак не продумает ее навылет, насквозь, увязает. Вот, например, летит космический корабль, он движется с постоянным ускорением — положим, равным гравитационной постоянной Земли. Какова его скорость по прошествии времени? А черт ее знает, изнутри корабля ее не измеришь. Относительно чего ее мерить-то? Все кругом движется и летит. Может, относительно какой-нибудь звезды этот корабль давно уже превзошел скорость света — какое ему дело до 28