Сибирские огни, 1987, № 1

еще правил их демагогических игр, и в рамках этих правил с 'ними можно иметь дело. Они как волки, не смеют перепрыгнуть через флажки. Это новый, молодой негодяй перешагнет через что^хочешь, его демагогией уже не возьмешь, он просто даст тебе ниже пояса, и все. — Нет, ты никак не хочешь меня понять! — наседала. Тут скорость, главное, не потерять, как на вертикальной стенке. — Рита, мне и осталось-то, может, года два всего... Ну, совсем уже слюни распустил! — Не кисни, не кисни. Не принимаешь моих условий — до свидания. Я даже из гостиницы не съеду, у меня еще отпуск не кончился. Я устроюсь, ты не думай. Я уже убедилась. — Только не надо угрожать, — бессильно взмолился. — А раз ты не-хочешь по-человечески... Таким тоном с пьяными разговаривают, с сумасшедшими — лишь бы унять... Но Прокопий сам желал обманываться. Загнали его в угол и протягивают спасительную веревочку обмана. И он за нее хватается, лишь бы не остаться в этом безвыходном темном углу. — Ладно, — сказал. — Посмотришь мир. И Рита щедро вознаградила его. Пусть вдолбит себе в башку, что в его возрасте надо оплачивать любовь. Рита выглянула в иллюминатор на землю, укрытую снегом, разлинованную черточками темных лесополос. Вот так же выглядели сейчас с высоты ее полета прежние ее флирты — ничтожные, имевшие целью лишь убогое, где-то даже бескорыстное развлечение. И вот, жизнь приобретала масштабность,‘ набирала высоту! Держись, Рита! Она возвращалась домой с чувством полководца-победителя, где силой, а где хитростью завоевавшего для своего государства новые земли. і Все ее знакомые виделись ей тоже сверху, слившись в нерасчленимый копошащийся рой. Шевеление их забот ничтожно. Один только Го- рыныч выделялся своим презрительным лицом — из общей неразберихи лиц и все чего-то усмехался, усмехался, как будто видел ее насквозь. Вот с кем ей тесно на одном земном шаре. Вот кто не дает ей житья и покоя — этой своей усмешечкой, этой непобедимостью (а она уповала на женскую свою над ним победу, как на последнее оружие), этой непроницаемостью и проницательностью. На новоселье: «Ну что, как тебе хибара?» — принялась колоть его. Он чистосердечно вздохнул: «Много бы я дал, чтоб быть на вашем месте».— «А где же .твоя Валя, почему ты ее не привел?» — посмеиваясь. Она уже знала ответ, он и последовал: «Нечего делать!» Рита залилась счастливым смехом — приятно ведь, когда угнетают не тебя, а других женщин. (Так им, впрочем, и надо. Такую покорную корову, как жена Сани Горынцева, невозможно не угнетать. Она да еще эта смирнеха Ольга. Они просто сами просят этого. Они на это рассчитаны). «Горыныч, у меня есть одно подозрение, помоги мне его разрешить, — посмеивалась Рита. — Вот знаешь, есть такие женщины, которые в любую жару имеют на себе полный комплект белья, а на стук в дверь они всегда визжат «нельзя» и зажимаются руками. Ну, сознайся, твоя жена — ведь в полном комплекте белья, а?» — «Дура», — отвечал Саня беззлобно, а Рита победно хохотала. Но далеко не всегда он оставался таким безобидным. «Твой' муж, Рита, был классный лыжник и во такой парень. Ты из него пюре какое-то делаешь. Самое для меня удивительное — что тебе это успешно удается». Мне все удается, Саня. Так и запомни. Хотела тогда же, на новоселье, как-нибудь этого Горыныча... задеть, затронуть, сделать же наконец что-нибудь! Но Семенкова жена все испортила, ворвалась. И Горынычу пришлось успокаивать ее, уводить домой и все такое. Они развелись вдруг, Семенковы, — со смеху умрешь, она в стирку обнаружила у него в нагрудном кармане рубашки табуляграмму с начислением зарплаты и обнаружила, что он, оказывается, не донес ей двадцать рублей. И с этого все началось. И вот он в горячке ссоры даже пришел на новоселье, « 19