Сибирские огни, 1987, № 1

что пахнет духами, пополняется новым произведением. Закончим заметки, посвященные «Наваждению», напоминанием об иных стихах Стефанович — безоглядно, заразительно поющих радость жизни, еще не желающих задуматься всерьез над ее природой, но уже ощутивших ее быстротечность. Происходящее сегодня на поэтическом Олимпе Иркутска неоднозначно: книги, по которым мы судим о его текущих делах, не похожи одна на другую не потому, что их авторы — ярко выраженные индивидуальности, а потому, что каждый из них прожил определенный отрезок отпущенной ему жизни, руководствуясь внушенными ему средой, воспитанием и временем понятиями добра, чести, правды, совести, поэзии. Здесь у нас нет и не может быть никаких претензий: нам интересно, как ощущает себя в новом для него мире бывший крестьянин Анатолий Горбунов, для нас небезразличны воспоминания о войне Александра Гайдая, нам необходимы те черты характера, кото, рыми наделен Петр Реутский — его темперамент наиболее полно отвечает нашим представлениям о натуре поэтической, вольнолюбивой, игнорирующей расхожие прави­ ла жизни и письма; нам интересны и литературные метания Василия Козлова; нам по душе та строгость, с какой он обрушивается на инфантилизм, мешающий представителям его поколения осознать свою ответственность перед отчизной; для нас по-своему любопытна и Елена Стефанович... Но если мы станем говорить о стихе, узаконившем себя в Восточной Сибири, то здесь нам придется огорчаться. К этому вынудят нас и его недостаточная культура, и однообразие, и даже безграмотность. Нам не совсем понятны критерии, по которым работают редакторы Восточно-Сибирского издательства. То, на что они в первую очередь, должны указывать авторам книг: языковую неряшливость, вкусовые провалы,— их ничуть не смущает. Все эти слова относятся и к чисто технической стороне дела: из книжек, что мы прочли, нам было приятно держать в руках лишь одну — «Стихотворения» Василия Козлова. Здесь хороша и обложка, и форзац, и бумага, и шрифт; другие книги выпущены абы как — на серой бумаге, в случайном оформлении. Вот, пожалуй, что можно сказать об одном поэтическом годе Иркутска.