Сибирские огни, 1987, № 1

КРИТИКА ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ Анатолий КОБЕНКОВ НА ЗЛОБУ СЕРДЦА О П О Э ТИ Ч Е СК И Х КНИ ГА Х ВО СТО ЧН О -СИ БИ Р СКО ГО КНИЖ НО ГО И ЗДАТЕЛ Ь СТВА В одном из своих недавних выступлений (Литературная Россия, 21 марта, 1986 г.) долго молчавший Вадим Кожинов указал на то, что «лирическая поэзия в ее наиболее подлинных и высших воплощениях не ориентирована на мгновенное восприятие...», «ибо поэзия — не сиюминутное явление, подобное новым песенкам». По этому поводу критиком предложено «для действительного понимания сегодняшней ситуации... осмысливать движение этой поэзии» не менее, чем на двадцатипятилетием временном отрезке. Осмысливая сегодняшнюю ситуацию таким образом, Вадим Кожинов обозначает, как осязаемо выраженные этапы поэзию А. Межирова, В. Соколова, Н. Рубцова, Ю . Кузнецова. Мои заметки родились не как спор с Ко- жиновым, и потому я лишь попутно замечу, что предложенный им ряд поэтических имен столько же верен, сколько и неверен. Это вовсе не означает, что тот ряд, который я выстрою в пику уважаемому критику, согласно своим вкусам и пристрастиям, точнее: А. Тарковский, Б. Слуцкий, Д . Самойлов, Н. Глазков. При этом я могу допустить, что поэтические системы, обозначенные названными мной поэтами и представляющиеся Вадиму Кожинову как «боковые», лет через десять или, возможно, через двадцать пять будут названы «стержневыми» иным каким-нибудь критиком. Но я не об этом. А о том, что стих во все времена рассчитан на восприятие «сиюминутное», на реакцию немедленную, ибо такова его природа. Об этом я тоже говорю попутно, поскольку вынужден и хочу рассмотреть не «стержневые явления», не «вершины», а то, что не вливается «в богатое и плодотворное движение поэтической культуры нашего времени», но в то же время определяет и частъ нашей культуры, и область нашего бытия, и лик нашего времени. Возможно, когда-нибудь я рискну рас­ 160 смотреть движение сибирского стиха на четвертьвековом временном отрезке, но без знания дня сегодняшнего буду не точен: из него тянется ниточка в день грядущий, к будущим вершинам, а возможно, оврагам. Я живу сегодня и рассчитываю на отклик «сиюминутный» во всех случаях, выговаривая свои стихи или пиша о стихах сотоварищей. Я не соотношу впрямую происходящее в поэзии Иркутска с тем, что происходит в иных сибирских городах, тем более на столичном Олимпе: время торопит, завтра случится нечто новое, чтобы понять его, надобно откликнуться на сегодняшнее, иначе придется возвращаться назад. Укажу на то, что поэты, о которых я буду говорить,— мои земляки, я причастен к ним, к их взлетам и падениям, потому что наверняка в чем-то схож с ними и коли бываю сердит, то не на кого-то, а за нас, за те минуты, что мы пропустили, прожили впустую, когда б могли многих окликнуть. Я рассматриваю юииги, вышедшие в одно время (1985 год), в одном издательстве (Восточно-Сибирское), сложившиеся на ангарских берегах, в Забайкалье, в Иркутске довоенном, послевоенном, нынешнем. Самый старший из тех, о ком я буду говорить, — Александр Гайдай (ему за шестьдесят); самая младшая — Елена Стефанович; более других широкий читатель знает Петра Реутского, менее — Виктора Власенко; Анатолий Горбунов и Василий Козлов— ровесники: первому чуть за сорок, второму — почти сорок. Гайдай — формально дебютант («Расстояния» — его вторая, вышедшая после огромного перерыва книга), он, как и Реутский, занят подведением жизненных итогов; его стих — не только фактически, но и по исполнению — из дня вчерашнего. Сибирь, Сибирь!.. На радость людям Ты изменяешь облик свой,