Сибирские огни, 1987, № 1

верительно к ней склонившись, повел ее как бы в беседе вдоль своих картин. Из этого Рита заключила, что жены его здесь нет. — Спасайте меня! — шепнул художник. — Сделаем вид, что у нас важный разговор. А то все эти поздравления, рукоплескания!.. У меня уже морда болит улыбаться. Давайте-ка, я вам свои картины показывать стану, никто не посмеет подойти. Вот, пожалуйста, женский портрет. Что вы можете о нем сказать? — Я его уже видела..Я все картины посмотрела. Мне нравится. — Спасибо. Но давайте подробнее остановимся на этом портрете. ' — Ну... Девушка в джинсовом костюме. Студентка, наверное. Красивая... — с трудом собирала Рита. — Так, — подгонял художник. — Ну, стройная... тоненькая... \ — Так. Все? Как я понял, вы здесь случайно, но это даже лучше. Эту картину я написал в подарок будущим археологам и социологам. Видите, я снабдил ее датой: 1975 год. На других моих картинах вы не найдете дат. Здесь я предсказываю тип красоты, который в ближайшее время станет ведущим. Вы имеете понятие о том, что у каждого времени свой излюбленный тип красоты? — Он бесцеремонно оглядел Риту с головы до ног. Она со страхом подобрала живот. — В другое время этот тип может быть причислен даже к уродам, а подойдет его срок — он восходит, как звезда на небосклоне. И вот, я предсказываю: взойдет теперь такая вот высокая узкая девушка, втиснутая в узкие джинсы. Длинные ноги возносят, следите, возносят ее вверх, не теряя взлетной скорости на бедрах — бедра как бы вообще отсутствуют, они продолжают стремительное взвинчивание вверх. Таз может быть обозначен лишь робкими ягодицами, но никак не разъехавшимися костями, кости — гибель для типа. Вы успеваете? — (А таз-то у Риты широкий...) — И вот, взвившиеся в длину, ввысь, ноги как бы выталкивают вверх плечи и голову — ну, как копьемет, разогнавшись, толкает свой снаряд, отдавая ему силу накопленного разбега, и вытолкнутая на скорости верхушка тела как бы воспаряет над вздымающими ее ногами и тазом, как бы царит — как цветок над высоким стеблем, как ребенок, подброшенный к потолку руками отца, у вас есть дети? Ага, и папа тоже? Д а , и верх подвижен, силен, может быть, даже изящно широк в плечах, но легок — парящ, как свистящий обруч вокруг некоего шпиля. Это хорошо, что у вас есть ребенок: как известно, женщина, не имеющая детей, лишена своего лучшего украшения — Маркс. Логично, что портрет этот я исполнил акриловыми красками, придающими картине синтетический этикеточный вид, ибо тип этот (Надб же! — думает Рита.— Сколько здесь -людей, все, наверное, какие-нибудь знаменитости, а я оказываюсь главнее всех: художник — мой. И правильно. И так всегда и будет!) настиг нас с запада, отодвинув в очередной раз наших природных крепышек (художник кашлянул в знак «извините», и Рита величественно ресницами и лишь чуть-чуть головой: «ничего, нас не очень-то сдвинешь...»), как отодвигал их кинематограф двадцатых годов, внедривший в наше представление тип еврейской красоты: пухлощекий, с окатыми плечами, вообще со , всем окатым: носом, бедрами, очами. Но ваш тип — простите, как вас зовут, Рита? Ваш тип бессмертен на все времена, вы — сама сила, здоровье, от вас исходит эманация надежного русского генофонда. Ну, вот и познакомились, Рита. А мое имя вы, должно быть, прочитали на афише. — Почем вы знаете, что я не еврейка, например? — Рита совершенно освоилась в положении хозяйки и свысока поглядывала на гостей вернисажа.- — Ой, ну что вы !— захлебнулся оскорбленный знаток. — Ну это же явственно! Ведь я, извините, профессионал, я художник, малейший признак типа уже навечно высечен в моей памяти. У вас же такие сильные конечности — руки, ноги, настоящие конечности, понимаете, а не какие-нибудь там потеки, как на картинах Сальвадора Дали — вам 14