Сибирские огни, 1987, № 1

сила: «Ну что, недоразумение с милицией выяснилось?» А он вроде бы и «ну, до свидания», но и не уходит, а все как бы ждет чего-то. «Значит, вы не помните своего отца?» — «Я же сказала».— «А. Ну, извините».— «Да нет, это вы извините». Он опять остановился посреди коридора, из душа слышался шум воды, и Юрка там пел. «А что, хоть и не пдмни- те — разве вам за него не обидно?» — «Мне обидно за всех, кто пострадал»,— разъяснила Рита. «Да-да, конечно... Хотя это невозможно. Не может быть обидно за всех. За всех одинаково. Человек может поделиться своим сердцем только с немногими близкими. Н а всех не хватит никакого сердца. Это просто слова. Это ложь». Рита учтиво улыбнулась: мол, как вам будет угодно. «До свидания,— уже в который раз пообещал он.— Но именно потому, что всех полюбить невозможно, это и легче всего: любить все человечество. А вы попробуйте ближнего полюбить, того, кто рядом с вами,— вот труд-то!» «Вот пристал!» — шептала Рита, когда он ушел наконец. Но он опять явился, этот докучливый старикан, через день. Я, говорит, вспомнил, ваш отец мне несколько раз упоминал фамилию того, кто его посадил, — а я забыл. Все хожу и думаю, а вспомнить не могу. Рита уже боялась выражать приветливость — себе дороже. Она раздраженно сказала: «Ну, а если бы вы даже вспомнили эту фамилию — что я бы с нею делала?»— «Не знаю...» Рита усмехнулась. Тогда он потерянно сказал: «Я вижу, и вы как все: готовы свалить все на одного человека. Дескать, всё — его вина. А это не так! За каждый отдельный случай ответствен отдельный человек. Я не поверю, что благородного человека какая бы то ни было рука заставила делать подлость. Скорее, он сам бы умер. Значит, и отвечает каждый отдельный человек...» Вот уж Рите до лампочки было, один ли виноват, несколько или все сразу. И вообще, о чем тут говорится? Какое это имеет отношение лично к ней? «Ну, а я-то причем? Я-то что могу теперь сделать?» Он печально так на нее посмотрел: он не знал, что она может сделать, но был убежден, что все-таки что-то должна сделать — взволноваться хотя бы. А Рита считала: их прошлое — это их прошлое, а у нее свое — и оно «будущее». Никакой связи она не видела. Своя-то жизнь — и та делится на серии, на блоки, ничем один с другим не связанные: кончил жить одну жизнь, начал другую — в другом месте, в другом состоянии, с другими средствами. А неугомонный этот человек через два дня бросил в ее почтовый ящик записку: «Его фамилия Скрижалёв. Я вспомнил. Извините.» Рита записку выбросила. И тогда, на день энергетика, она не знала фамилии Прокопия, и когда он улепетывал из ее жилища (Юрка был в ночную смену, но все равно мог прийти, он ведь только дублировался, Рита страшно рисковала, ведь он на банкете догадался, и подтверждение этому она получила потом еще раз, когда они переехали в новую квартиру: после новоселья они с Юркой остались наконец одни, забрались вместе в ванну, смеясь и плескаясь, и бегали вдогоняшки по квартире: из одной комнаты в другую, потом в кухню — и надо же! — никаких соседей, смейся и визжи, и Юра изловил ее в'охапку, они затихли, отдышиваясь, Юра с преступным замиранием позвал: — Ритка!.. Вспорхнул ее взгляд, оробел, а Юра молчком напирал на этот взгляд, испытуя его на крепость. — Смотри у меня, Ритка! — счастливо пригрозил он. Значит, что-то он имел в виду? И вот, когда Прокопий улепетывал из ее жилища, она все еще не знала его фамилии, да и он не знал о ней ничего, кроме имени. И потом, как оказалось, совершенно занемог от этой посылочки из недостижимой страны — юности. Рита для того все это и устраивала — чтоб знал, Ч ЕГО У Н Е ГО НЕТ! А он там совершенно обезумел по ней. Спохватился — даже адреса не знает, фамилии— настолько абсурдным казалось продолжение. Ну, разовое , приключение из ряда вон, подачка судьбы, однократный подпрыг — но вот ты приземлился — что ж тебе не идется дальше спокойным шагом, чего ты снова подскакиваешь? 11