Сибирские огни, 1986, № 12
ростная детская доверчивость — поехала со мной к другу моему Семе ну. Лишь в мечте виделась Мне рядом такая женщина, юная, прекрас ная, великой женской мудростью осиянная—все понять и простить. До гадываюсь, она сочинила сказку обо мне, возвысила, очеловечила ме ня. Я видел, как она плакала о горькой судьбе молодого человека, который был страстно влюблен в бедную девушку, а соперница ее, злодейка ужасная, из ревности отрубила ему голову. И знаете, кто этот молодой человек? Пророк Иоанн Креститель! Лишь дети да свя тые плачут такими слезами!.. За эти два, даже не полных два дня я поверил в свое воскрешение. В обновление свое, слышите, Бушуев? В воскрешение! Вы, я знаю, не верите, что это может быть,— для вас мои слова — жалкая риторика... — С радостью поверю, уже и верю. Но главное, вы сами в свое воскрешение поверьте. — Так! Этак! — взволнованно согласился дьякон,—^ Золотые сло ва! Сам, Устинушка, уверуй, уверуя, силу обретешь. Господь бог не обидел тебя талантом, только хилый ты, горемыка ты мой, крепости в тебе мало. — Сила? Есть у меня сила! Сила богатырская! — уже со слезой выкрикивал Бортников.— Только уходила.она, как вода в песок, на пустяки и на мерзости. Теперь я знаю, что мне делать с моей силой. И я докажу! Нет, не вам, Бушуев, не всему свету. Себе и ей. В благо дарность за то, что она в пропойце жалком увидела человека. Услы шала во мне талант и силу. Я докажу ей, что она не ошиблась. Отны не огонь моего таланта будет гореть во имя ее!.. — А вот это святые слова, вот это от бога,— вытирая рукавом слезы, говорил дьякон.— Благослови тебя, богородица, Устинушка, и не позабудь их, эти дорогие слова, из сердца глубины излившиеся. Кто-то, приближаясь в сумерках, шел по тропинке. В свет фонаря вошла Аксинья Власьевна, жена дьякона. Женщина поставила на стол большую чашку дымящейся картошки, сказала: — Кушайте на здоровьичко. — А девушка где? — спросил дьякон.— Лушенька? — А ушла. Пойду, грит, тетя Аксинья. Иди, грю, милая, с богом ступай своей дорожкой... 27 Уже за полночь, проводив архитектора до заезжего; Никонов, что бы не тревожить Надю, не стал стучаться в дом, пошел спать в ма стерскую. Лежал на своем топчане, грезил под голубое мерцание звезд, мечтал. На село опустилась тишина, казалось, она царила надо всем миром. Никонов чувствовал себя счастливым, на душе было светло; какая все-таки славная вещь —жизнь, взволнованно думал он. Спать не хоте лось, смешно уходить в сон, когда тебе так хорошо, когда ты можешь сказать себе: ну, что ж, годы идут ненапрасно, жить интересно, жить хочется, ни перед чем нет страха, даже перед смертью, которая придет еще очень-очень не скоро, да и придет ли? Никонов смотрел на звезды, искал свою счастливую, удивленно спрашивал себя: а не привиделось ли ему все это? Не привиделось: главное дело его жизни удавалось. Парк в Ужа- нихе будет, он начинается! Мечта, которую он шесть долгих лет лелеял, делается явью. Этой явью стал приезд архитектора из треста озелене ний. Да, да, по их с Таисьей Никитичной просьбе позавчера в Ужани- ху приехал архитектор... За Никоновым послали в школу, рассыльная Павлинка испуганно затараторила: «Сергей Кузьмич, скореича в сельсовет, чернявый такой, кучерявый приехал. Без кепки, весь сумками на ремешках обвешанный, 97 £ Сибирские огни № 12
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2