Сибирские огни, 1986, № 12

Ни жены Семена Васильевича, ни Лукерьи за столом не было. Еще с лодки увидев на берегу Бушуева, Лукерья отвернулась, а поравняв­ шись, еле слышно сказала: «Здравствуйте!» И прошла мимо, накло­ нив голову. — Мне бы с самого начала объяснить, зачем я здесь,— еказал Бу­ шуев.— Я, Устин Анисимович, вовсе не для того приехал, чтобы тре­ бовать что-то, заявлять права. Никаких особенных прав у меня, сами понимаете, нет. Хотел лишь убедиться, здесь ли Луша, все ли у нее в порядке. Напротив, это я должен просить у вас с Семеном Василье­ вичем прощения, что явился незваным. Луша — девушка умная, не нам решать, как ей поступать. — Очень милая девушка,— согласился дьякон. — Вы благородны, Бушуев! — сказал Бортников.— Оказывается, вы не только не намерены ничего требовать, но и даже не изволите гневаться на меня. А, надо понимать, могли крепко прогневаться, да­ же прибить, как собаку... — Нехорошо говоришь, Устин,— сказал дьякон. — Извините, возможно, я не очень ловко выразился... — Ни в вашем извинении, ни в вашем великодушии я не нуждаюсь, Бушуев. Как не нуждается, полагаю, в соизволениях ваших и Лукерья. — Бортников рассмеялся.— Вот уж без чего не может выходец из быв­ шей столицы — чтобы не намекнуть на свое богоданное право господи­ на карать или миловать, но я не об этом. На ваше благородство от­ вечу благородством же: и я на вас не гневаюсь! Мало того, хочу по-. благодарить вас, Борис Николаевич, за^дар великий, хотя и нечаянный. Вы этого, конечно, не хотели, но именно вы стали причиной моей встречи с Лушей. Ушли идейное тесто месить для Валерии — и тем самым подарили мне два дня праздника’ лучшее, что было в моей бе­ столковой жизни. Надо мной, не угасая, два дня сияло солнце неза­ катное! Смейтесь, Бушуев,— выражаюсь красиво, сентиментально, но это правда. Я не пил два дня и не только потому, что было стыдно ос- винячиться перед нею, а потому, что без хмеля был хмелен от счастья. А теперь, Семенушка, чего уж там? Праздник кончился — налей! Ка­ кой я соперник нашему гостю — известному художнику Бушуеву! — Может, не надо, Устинушка? Пусть она стоит, проклятая, она нас не трогает, и мы ее не тронем. — Надо! — Бортников налил сам, залпом выпил, грохнул стака­ ном о доски стола. — Надо! Смыть горечь того, что все праздники ' кончаются. Кончился и мой — аминь! Только, не кривя душой, ответь­ те, Борис Николаевич, на вопрос, который висит в воздухе: что для вас Лукерья? Для меня она мечта, а для вас? Зачем вам Луша? З а ­ бавы ради, ведь так? Девятнадцать лет, живая игрушка, живое укра­ шение летнего путешествия? А финал каков? Вернетесь в Питер, а там жена, любовница, карьера опять же, ,и свою дорожную тайну, испоха­ бив, стыдиться станете, потихоньку отвезете в общежитие... — Нехорошо говоришь, Устин,— снова перебил его дьякон.— Грех, батюшко, со зла да с зависти скверность творить. Опомнись, недоб­ рый ты сегодня. — Со зла да с зависти...—горько усмехнулся Бортников.— Нет у меня зла на Бориса Николаевича. Ни на кого в целом свете не держу зла, да и врагов у меня нет, кроме одного, злейшего. И этот враг мой — я сам. Унижаю себя жестоко, убиваю, в грязь топчу. Позавчера было, меня только что познакомили с Лукерьей, я еще и в лицо ей не. глянул, но знаете, что сделал? Целой жизни не хватит, чтобы стыд смыть. Вып­ росил, нет, не выпросил, отнял у нее три рубля, почти ограбил и тут пропил копейки студенческие! Вы слышите, Бушуев? Й что же она, Лукерья? Она глянула на меня жалостливо, испуганно, но не отвернулась с отвращением, не убежала. Осталась и слушала, глядя на меня настежь распахнутыми глазами, верила тому, что говорю. Не презрение, вполне заслуженное,— прощение, почти материнское, отку­ да сила эта, великодушие в девятнадцатилетней девочке? И бесхит- 96