Сибирские огни, 1986, № 12
Никакого мало-мальски понятного смысла, а сверхзадача: что-то такое изображу, чтобы все аж крякнули,— это был самодеятельный провинциальный аттракцион, пустейшая ерунда без содержания и тре пета. Куча ржавого металлолома называлась почему-то «цивилизация», что-то переплетенное, завязанное в узел — «Любовь», а коричневое, пухлое в обрамлении неумело написанных ромашек, то ли обнажен ный женский зад, то ли бюст — «Женщина». Это полотно принадле жало кисти устроительницы выставки, молодой вдове не то адмирала, не то генерала, жгучей брюнетке в мехах и золоте. Ото всего этого веяло жалким местечковым эпигонством, раздра жала «загадочная» из кино улыбка молодой вДрвы, их соперничество с Валерией Ивановной, особенно же невыносима была его, Бушуева, во всем этом роль — «выдающегося, видного, известного», как пред ставила его публике Валерия Ивановна. Но делать было нечего, он уже не мог не выступить и сказал на обсуждении самое элементарное: если ученый должен владеть мето диками исследования, писатель — пластикой изложения, то живописец, на худой конец, обязан уметь рисовать. А тут никто ничего не умеет, лишь претензии, неуклюжие позы новаторов, ниспровергателей борцов с рутиной. Питомцы дамы в мехах дружно освистали Бушуева, что его реши тельно не задело, он не стал дожидаться конца всего этого и думал лишь об одном: где Лукерья? — Не беспокойтесь,— твердо заверила его Валерия Ивановна.— Я все продумала, они с Бортниковым взяли в Союзе вещи, Лукерья дав но уже в гостинице... Ничего не продумано: ни Бортников, ни Лукерья в Союзе не появ лялись... Бушуев разбудил храпевшего вахтера, еще раз с пристрастием доп росил его, приходил ли в Союз Бортников с девушкой в светлом пла ще? — Не было,— зевая, ответил вахтер.— Устин завсегда вечером за ходит, а седни нет, не приходил. Уехала домой! Бушуев попросил вахтера не запирать дверей на тот случай, если Лукерья постучит, а сам кинулся на вокзал. Вдруг еще не уехала, ждет поезда? Он обошел раз и другой полупустой зал ожидания, заглянул во все закоулки, девушки на вокзале не было. Либо уехала, либо... ушла с Бортниковым! Бушуев остановился даже посреди лестницы, оглушен ный догадкой. А почему бы и нет, друг мой? Ты в обществе Валерии Ивановнѣ ломаешь Ваньку, изображаешь заезжую знаменитость, а что же ей? Сидеть и ждать тебя в коридоре рядом с храпящим вахтером? Бортников? Бледное лицо с жидко-голубыми глазами падшего ан гела, борода длинная, какая-то стариковски сивая, хотя ему едва за тридцать. Одет в толстовку с плетеным пояском, на ногах сапоги бу тылками — непонятно, что за стиль. Вечно с похмелья, и в зависимости от степени оного, ему все сорок можно дать, пятьдесят цаже, ютится, похоже, в коммунальной каморке, захламленной разным старьем. И там сейчас Лукерья?! Дважды Бушуев, накоротке правда, разговаривал с Устином Борт никовым. Держится с надменностью непризнанного гения, в речи — сарказм, говорит то приподнято, как с церковного амвона, то вдруг делается угрюм, насуплен, ждешь — нагрубит, осадит при всех. Неде лями может, запершись, простоять за мольбертом, и вдруг — з-агулы, дебоши, всяческие безобразия. Рассказывают, на глазах пьяной ком пании за какой-то час расписал лебедями и русалками клеенку и пря мо на улице продал «ковер» за фантастическую сумму, на целых две бутылки красной. Загул продолжался, собутыльники устроили ова цию своему «Рафаэлю». 94
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2