Сибирские огни, 1986, № 12

Молодой рыжебородый священник, с длинными по плечи волосамщ читал нараспев очень большую книгу, лежавшую на покрытом парчой столике. Вдруг, как крыльями, взмахнув широкими с алым подбоем рукавами, он запел красивым голосом, вступил хор, а рыжебородый священник, кланяясь и размахивая серебряным кадилом, похожим на дымокур на цепочках, обошел вокруг столика с книгой и, перестав петь, направился в глубь алтаря. Кто-то невидимый распахнул перед ним позолоченную дверь, Лукерья успела разглядеть еще одну комна­ ту с люстрами, какой-то человек сидел на подоконнике и смотрел на­ ружу. Снова распахнулись двери, и в сопровождении двух молодых лю­ дей в черном вышел маленький старичок в высокой шапке с золотым крестом. Глянув куда-то вверх, слабым, почти детским голосом он проговорил что-то горестное, печальное, невидимый хор повторил сло­ ва старичка, будто согласно ответил. Опять со сдержанной слезой спросил что-то старичок, и в ответе вторившего хора уже звонче, прон­ зительнее зазвучала боль, горький плач о погубленной молодой люб­ ви, растерзанном сердце... С бурей в груди Лукерья вслушивалась в непонятные, полные ско­ рби слова старика, вопрошавшего кого-то детски слабым голосом, а хор вторил ему то угасающе-тихими рыданиями, то вдруг голос его вздымался до громовых проклятий, и Лукерья видела, как хватают гордого юношу, ведут в цепях по городу, он ищет в толпе любимую, хочет послать ей последнее «прости!». Покорись, говорят ему враги, откажись от любви — и спасешь свою жизнь, но юноша-Предтеча оста­ навливает гордым взглядом толпу палачей и сам кладет голову на плаху — рубите! Прости, любовь моя, прощай навеки, сверкает то­ пор. Трещат свечи, в церкви, слышатся всхлипывания, старушки смор­ каются в платки... Лукерья' чувствует, лицо ее холодят слезы, она закрывается ладо­ нями, слезы сочатся сквозь пальцы. «Что это я? — удивляется она, оглядываясь по сторонам.— Плачу. Как странно сказал про нее Устин: она предтеча! Самой себе! Может быть, сегодняшний день — тоже чему-то предтеча. Либо горю, либо счастью. Ладно, вам интереснее с Валерией Ивановной, а мне инте­ ресно с Устином Анисимовичем... Лукерья всхлипнула — последний раз и вдруг поняла: Устина Анисимовича нет рядом. Она не заметила, когда он исчез, не знала, ку­ да и зачем ушел. Поозиравшись поверх голов, Лукерья поискала его в толпе. Ей стало зябко: город совсем незнакомый, она и шагу не мо­ жет ступить без провожатого. Да и куда теперь? Портфель ее остал­ ся в Союзе художников, но туда, в царство Валерии Ивановны, она не пойдет. Заглядывая во все закоулки, Лукерья прошла через весь зал, оста­ новилась у простенка между окнами. Наконец, увидела хор. Женщи­ ны отдыхали, перешептывались. Самые обыкновенные, по-городско- му одетые женщины, каких каждый день видишь на улице, в автобусе. Одна в красном плаще пила молоко из бутылки, другая хрустела яб­ локом. Не верилось, что это они пели про злую танцовщицу и бес­ страшного молодого человека-пророка... В настоящей, некиношной церкви Лукерья была первый раз, и это походило на театр, только тут пели все желающие, вдруг вслед за батюшкой разом начинали креститься и кланяться. И можно было уйти, когда захочешь. Выпевая своим красивым голосом концы фраз, рыжебородый свя­ щенник опять принялся читать из большой книги, его не занимало, слушают ли зрители или нет, он даже не глядел в зал. Посреди чте­ ния к нему подошла сухонькая старушка, видимо, церковная служ­ ка, что-то шепотом спросила, он ответил и снова заговорші-запел, про­ тяжно, распевно. 90