Сибирские огни, 1986, № 12
я окучу, и тын на задах поправим, я сама напилю дрова, наколю, сложу... Ах да,, вспомнила, тот город, где старинная крепость, называется Выборг. И там еще дюны и сосны, камень на берегу залива, похожий на спящую русалку... Ну и пусть, дюны и сосны, никуда я не поеду. Я же совсем не знаю этого человека, не знаю, зачем я ему нужна. Сергей Кузьмич говорил, ты не людей бойся, а сама себя, и не нужен мне никакой Выборг. Я хо чу домой, в Ужаниху! Этот проклятый ленинградский дождь — он один во всем виноват. Кто бы обратил на нее внимание с ее дурацкой улыбкой, если бы не дождь?! ТОТ он или не ТОТ? Нет, совсем не ТОТ, и лучше, если бы ничего не было! Как хорошо сейчас было бы, сидела бы на скамейке ждала поезда, мечтала! Утро, петухи орут, из конца в конец по селу перекликаются, чуть забрезжило, а она, босая, в одном платьишке, спешит с удочкой на Лебедь-речку! Лягушатником доносит с Карачуно- ва болота, птичий стон стоит над речкой, еще не остывшая за ночь степь дышит терпким, с горечью полынка теплом... Домой! Домой! Вы напрасно подумали, никуда я не поеду. Никуда и не собиралась... Господи, где же он, скоро посадку объявят.„ Людская река на лестнице, офицеры, узбеки с мешками в тюбе тейках на мокрых лбах... Но не Бориса Николаевича увидела она, а Валерку. Гремя сапогами, улыбаясь — рот до ушей,— он валил прямо на нее — кепчонка на затылке, над упрямым лбом петушиная макушка. — Еле нашел, весь вокзал обшарил.— Валера плюхнулся на диван рядом.— Гляжу: кто-то сидит, ногой качает.— Круглое мальчишеское лицо Валеры снова расплылось в белозубой улыбке.—Ты что какая-то сегодня, будто от матери потерялась? По дому соскучилась? Я тоже страсть как скучаю, надоел мне город: толпища, теснотища. У меня две сестренки, братьев трое, да дед, да бабка — полна хата народу, и все ждут—; не дождутся. И я сам скоро — ту-ту! Пара зачетов оста лась, и тоже —домой, до маты, до хаты! Ты не беспокойся, я тебя посажу, все будет по первому классу. Давай-ка билет, я поглядел рас писание, твой поезд скоро подадут к перрону. Я первый заскочу в ва гон, займу тебе полку... Шляпы, кепки, форменные фуражки, лысины, бороды —текла-бур лила людская река, на больших электрических часах подпрыгивала раз за разом минутная стрелка. — Я, Валера... ты ступай. Я домой не поеду. Я - другим поездом поеду. Ты иди, а то поздно, от автобуса отстанешь. До свиданья. До сентября.^. — Да я же, Ксюшенька, Борис Бушуев, хорошо, что не ушла. И не уходи пока, у меня к тебе просьба. Я приду сейчас, вернее, мы придем. С кем? С одним человеком, нет, это не чужая жена и не пассия и, по жалуйста, не разговаривай со мной таким тоном. Никого я не под цепил, ничего дурдого не замыслил. Одна девушка, но ничего похо жего, о чем ты подумала, нет и не может быть. Она переночует у тебя в мастерской, она твоя племянница, приехала к тебе в гости — это на тот именно случай, когда могут придумать какую-нибудь гадость. Что я не Селадон, ты прекрасно знаешь, а завтра мы уедем с ней в Выборг. Ты сразу все поймешь, когда увидишь ее. Она студентка, ей девятнад цать лет, этим все сказано, ты меня понимаешь, Ксения Федоровна? Как Римма поймет? Какое мне дело, думать об этом не хочу, не тем голова занята. Впрочем, едва ли Римма успеет вернуться с гастролей. А если вернется, скажи ей, что я уехал с твоей племянницей на натуру. Племянницу твою зовут Луша, Лукерья, она из Сибири. Учится в гидрометеорологическом. Вчера сдала последний экзамен по общей гидрологии суши-. 87
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2