Сибирские огни, 1986, № 12

— А вечером? Я буду ждать вас поздно вечером... — И вечером не могу. Я завтра уезжаю. — Куда... уезжаете? — Домой, в Ужаниху. Я сегодня сдала последний экзамен. По об­ щей гидрологии суши. И билет на поезд купила. 24 За Зельмой приехал Эдик, увез ее домой, в Таллин, а Ольгу «от­ просила» мать, высокая женщина в пенсне, в брюках. Выходило, комна­ ту придется Лукерье белить одной, исчезли помощницы, испарились. Старшекурсницы из соседней комнаты рассказали: Эдик привез комен­ дантше копченый окорок, а с Олечкиной мамой комендантша долго пила чай с шоколадным тортом. Девушки посоветовали Лукерье побе­ лить треть комнаты и уезжать, никто не придерется — не в батрачках же она у бесстыжих своих сожительниц. Комендантша разбудила Лукерью ни свет ни заря, велела получить ведра, кисти, тряпки, объяснила, что в общежитии все лето будут жить спортсмены, надо приготовить комнаты, не ударить в грязь лицом. — А почему вы отпустили Ольгу с Зельмой? — спросила Лукерья. — А это, голубушка, не твое дело! — оборвала ее комендантша.— У них уважительные причины. «Окорок копченый да торт из ресторана — вот и все уважительные причины. Ну, погодите, кобылы гладкие, проучу же я вас»,— негодовала Лукерья, твердо решив сделать, как советовали соседки: побелить треть комнаты — законную свою долю, а в деканате, если спросят, все рассказать, как было. Переоделась в старенькое, развела известку, вы­ ставила в коридор кровати, а шифоньер, чтобы потом легче было мыть, застелила газетами. Ну, с богом, сказала она себе, как всегда говори­ ла, приступая к делу, мать. Побелить не труд, главное — вымыть потом, прибраться, ну ничего, день велик, успеется. Работа спорилась, Лукерья птицей взлетала с табуретки на стол, работать так работать: руки со щеткой мелькали как заведенные. Лу­ керья торопилась, скорее, скорее, будто ее кто-то, и правда, терпеливо ждал, сидел на крыльце... Не ждал. С Борисом Николаевичем они вчера попрощались до сен­ тября, она; глотая сердитые слезы, упросила его не приходить прово­ жать на вокзал — господи, придет же Валерка со своими сапогами, да и зачем, зачем? Все так нечаянно свалилось на нее, и от этой нечаян­ ности было страшно. Он образованный, умный, а она кто? Девчонка из '* деревни, у нее даже на сердце вдруг похолодало — поскорее бы все кончилось, сесть в поезд и уехать. До сентября все пройдет, забудется, ну мало ли что он проводил ее, целый день ходили по городу — ничего же особенного не было, не могло быть!.. Лукерья всхлипнула, но взяла себя в руки и, проглотив комок го­ речи, завела .ужанихинские протяжные страдания. Пела деревенское потому, что новым песням еще не научилась в Ленинграде, пела все, что вспоминалось, и пока пела, не заметила, как побелила полкомнаты.’ Обида мало-помалу прошла: ладно, добелю одна, до поезда далеко, ус­ пеется. Открыла окна в комнате — посветлело; пожевала, запивая холодной водой, что нашлось в тумбочке, потом бросила свой халатишко прямо на пол, поваляться, передохнуть. Легла на спину, крепко закрыла гла­ за, и снова зашелестел в ушах дождь,— нет, не сегодняшний, .что шур­ шит в открытых окнах, а вчерашний... Вспомнилось, они с Борисом Ни­ колаевичем шли все время пешком, над крышами Невского горел за ­ кат, они долго шли на этот полыхавший в сиреневой дали высокий за­ кат, дождь перестал, на асфальте блестели лужи. — Первого сентября я буду сидеть на крыльце общежития и ждать вас, Лушенька. 84 1