Сибирские огни, 1986, № 12

бывшая прогимназия. Хотите знать, о чем я мечтал в детстве? Сделать­ ся трубочистом! Тем самым, Лушенька, который в черном цилиндре. Книжку про трубочиста читала Бушуеву мать, умершая в блокаду вместе с сестренками. Мать, страстная поклонница живописи Сурико­ в у— сама художник-оформитель,— мечтала, что Боренька когда-то на­ пишет свою «Девочку с персиками». Сейчас Бушуеву двадцать девять, «Девочку с персиками» он не написал еще, не стал трубочистом, даря­ щим прохожим счастье. «Не ной, все успеется,— поучала его Ксения.— Оперись, штаны себе приличные купи. Неужели не наголодался в бло­ каду? Валентину Серову, сыну композитора Серов-а, не надо было за­ рабатывать кистью на пропитание, тебе надо». — Знаете, Луша, сегодня с самого утра мне сказочно везет: люблю ленинградский дождь, идет дождь. Люблю, как галки кружат над коло­ кольнями, вон галки. Чему вы улыбались, Луша, когда утром шли под дождем? — Не помню,— вспыхнула Лукерья.— Посмотрите, старичок какой смешной: цыпленок в шарфике. Возле парадного старинного .дома с балконом и высоким треуголь­ ным фронтоном стоял замотанный в полосатый шарф старичок, с длин­ ной, по-цыплячьи вытянутой шеей. — Старичка этого зовут Иван Кириллович, он всегда тут стоит, возле параднрго, а раньше в этом доме жші знаменитый генерал. Иван Кириллович служил в казачках у сына генерала, а потом все генераль­ ское куда-то исчезло: кареты, кони, красивые женщины, остался один Иван Кириллович. Кстати, он тоже большой мечтатель... — Такой жалкий? — удивилась Лукерья,—Маленький такой?.. — Ему девяносто лет, он немного выжил из ума и верит, что барин вернется, подъедет на четверке, и надо крикнуть, чтобы открывали во­ рота. А еще мечтательницы были мои сестренки. В блокаду они замер­ зали возле холодной печки и в голодном бреду мечтали о малиновом муссе. Что это такое, я и сам не знаю. Мама водила их еще до войны в кондитерскую, угощала этим самым муссом... Скулы чуточку выдаются, овал лица азиатски грубоват, угловат, но в этом вся его неповторимость, угадывается характер. Цвет кожи смуг­ лый, теплый, глубокий — запомнить! Что-то в нем от тронутого лаком красного дерева. В глубине квартала стояла церковь с колоннами, с куполом под вы­ соким крестом, и Бушуев рассказал про армянский этот храм времен раннего классицизма. Слушая, девушка забавно морщила нос, глаза вдруг широко распахивались — никак не улавливается их цвет — что- то темное, с золотым отливом, вдруг быстрый, детски удивленный взгляд снизу вверх... — Ваши сестренки здесь, в Ленинграде? — Да, в Ленинграде. На Пискаревском кладбище, а может быть, на каком’другом, я не знаю.— Они остановились на Чернышевой мо­ сту, глядя, как его четырехугольные каменные башенки вместе с купол* ками и цепями, отражаясь в Фонтанке, медленно струятся в воде.— А вы, Луша, помните войну? — Помню. Как волки на бору выли. У нас рядом с селом бор, очень глухой, волки по улицам бегали. Схватят овцу или собаку и в согру. Я маленькая была, мама на работе, а я одна дома, закутаюсь в шубу, дрожу™ Вот откуда это очарование чистоты — Луша из деревни! И, видимо, совсем недавно в Питере, как оц сразу об этом не подумал? А что ес­ ли так: девчонка стоит за околицей, облокотилась на ограду и вся уш­ ла в наивные свои мечты, рисуется ей далекий, большой и прекрасный мир, полный тайны?! — А где ваша деревня, Луша? — У нас не деревня, а большое сибирское село. Называется Ужа- ниха. Случайно, не слышали? 79