Сибирские огни, 1986, № 12
боры , на какую угодно тему, и анекдоты — веселые, с ядовитой гру стинкой, злые, забавные, лихие — анекдотов ходило множество — то же «оттепель», ветры весенние... В такие «оттепели» поэты плодятся, как грибы под дождем. На фа культете они ходили-бродили толпами, и самый «известный» из них был Алешка Чугунов. На студенческих свадьбах, на танцульках, со браниях и митингах он завывал громче и протяжнее всех, но, ради бо га, увольте от такой славы! Что за диво— сочинить стишок про при роду и вчерашнюю погоду, срифмовав аллея-лелея, береза-мороза?! Чугунов — поэт? Но поэтом называет поэта не мама с папой, не влюбленная девочка,— а время! То самое время, которое утверждает, что поэт лишь тот, кто осмелился бросить вызов самому Пушкину! Байрону! Но именно глупейшие Алешкины кропания стали той бомбой, кото рая, взорвавшись, высветила всех, кто был рядом с ним, и сбылось предчувствие Никонова: более других изуродованной, поломанной оказалась жизнь самая беззащитная, судьба и без того горькая,— Нади... В общежитиях появилась песенка-самоделка, расхристанная и глу пая, без складу и ладу, однако было в ней что-то забористое, хлесткое. Песенку орали на днях рождения, просто так, собравшись в кружок. Примитивная, как детская считалка, она исполнялась — совсем уж безобразие! — на мотив жестокого романса «Как на кладбище Митро- фановском отец дочку зарезал свою». Теперь Никонов едва ли сумел бы вспомнить хоть один куплет из этой ужасной белиберды, все там было возмутительно, пошло, вывер нуто наизнанку. Помнил только, это была песенка собачки Лайки, недавно запу щенной в космос, собачка Лайка сверху видела все и жаловалась своему хозяину мальчику Васе, что в космосе скучно и нет кустиков, но она будет терпеть ради науки, потому что наша наука самая-са- мая... Черт-те что! И-дурацкий припев, кстати совсем уж из другой оперы: Сажаем! Сажаем! Сажаем-колупаем! Картошку! Кукурузу! Методом квадратно-гнездовым. Подобного рода всякой ерунды было наворочено в той песенке семь верст до небес. Уже и в пивные вторглась песенка собачки Лайки, пьянчуги, гро хая кружками, завывали: «Сажаем! Сажаем! Сажаем-колупаем!» Сле пые побирушки, промышляющие по вагонам, включили песенку в свой репертуар: пропев пару куплетов, прибавляли свое профессиональ ное: «Подайте, люди добрые, собачке Лайке в память, а мне на про питание». Но когда самодеятельные.барды — совсем уж черт-те что! — стали включать в песенку сомнительного свойства анекдоты, общественность не могла не прийти в негодование. Одно дело анекдот, рассказанный в тесной компании на кухне, а другое — если его горланит в электрич ке орава подвыпивших юнцов, а в вагоне — дети, школьники, почтен ная публика, иностранцы... В соответствующие организации пошли письма с требованием прекратить безобразие, а горе-сочинителя вы вести на чистую воду: откуда идет, кем направляется подобного рода хулиганство. Но никто не знал автора, песенка вроде бы сама возникла, собачка Лайка напела ее из космоса, она все еще летала живая. Возможно, на доев, песенка сама собой канула бы в Лету, но совершенно неожиданно 74
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2