Сибирские огни, 1986, № 12

Он провожал Надю до автобуса почти каждый вечер, по дороге рас­ сказывал, о чем думалось сегодня, что вычитал,— Надя умела слушать, она по-детски удивлялась всему, но однажды в читальный зал ввалился Алешка и, заметив за стойкой Надю, нагло подмигнул ей. — Здорово живешь, птенчик! —небрежно бросил ей. — Я сегодня свободен, жду тебя у парадного... Все вроде выглядело, как обычная наглая эскапада, но Никонов за ­ метил перемену в Наде. Она, и правда, ждала Алешку, с простодушной откровенностью оглядывалась на дверь читального зала, вспыхивала, когда он появлялся, и уже не сводила с него сияющих глаз. У стойки сразу делалось шумно, тесно, в зале поднимали головы: а, хамло приш­ ло! Надя не замечала ни пошлой походки вразвалочку, ни самодоволь­ ной шутовской улыбки: вот он я, пришел, ждите, что отмочу! Не хотела видеть, не замечала, что кое-кто брезгливо сторонится, старается поско­ рее уйти. Когда Чугунов, по-медвежьи растопырив руки, подходил к Наде, Ни­ конову казалось, что-то железное, машинное приближается к хрусталь­ ной вазе, сейчас разобьет ее, расколотит вдребезги. «Уйди! — с отчаянь­ ем хотелось крикнуть ему Алешке. — Не лапай грязными руками!» Лапал и тискал, и Надя, нежная, хрупкая, вся заливалась румянцем стыда и счастья и смеялась, смеялась, смеялась... Что-то непонятное делалось с этой девчонкой: на глазах у всех Надя расцветала, из неуклюжего подростка делалась красивой девушкой, не­ ведомо откуда явилась в ней женская стать, горделивость во взгляде светло-серых глаз. Никто уже не смел нагрубить ей, фамильярничая «тыкать», кроме Алешки, конечно, которому позволялось все, даже пош­ лые комплементы с насмешечкой. Однажды Надя появилась в новом платье с меховым воротником, оно было ей очень к лицу, заалел мани­ кюр на пальцах. Алешка, нахально завладев ее рукой, играл ею, как красивой безделушкой. На Никонова, работавшего за своим столом, Надя забывала теперь посмотреть, но и, глянув, долго не узнавала, будто не могла вспомнить, кто это там сидит. Случалось, они выходили из читального зала послед­ ними, и, если в этот день Алешка забывал о ней ради Танечки или какой- нибудь новой копешки, мелькнувшей в факультетской столовой, Надя разрешала Никонову проводить ее до автобуса — и на том спасибо... Иногда ему казалось: Надя, измученная Алешкиной ветреностью не­ навидит его, смотрит на него зло, с гадливостью, но на другой день ви­ дел, как она ждет его на улице, на холоде, прячет в воротник лицо, стоит тихая, несчастная, покорная. А в это время Алешка ведет собесе­ дование с Татьяной Исаевной, они сидят за курительным столиком в ко­ ридоре — решаются государственной важности дела, говорят и час, и два, и вдруг Танечка рассыплет по коридору серебряный смех. Танечка смеется, а Алешка зевнет вельможно: устал вития, деятель общественный, —Танечка прощает ему вольности против этикета. Вы­ ходец из Настина переулка — поэт, гордость курса, ему такие вольности позволительны. «Дурак ты!—думал Никонов. —Один-единственный вздох девушки, что ждет тебя, дороже всей твоей общественной деятельности, а в прида­ чу можно отдать отрепетированное очарование твоей единомышленни- Цы». Любил ли Никонов в то время Надю? Весь уйдя в работу над курсо­ вой, думая уже над темой диплома, он не замечал, что ест, что пьет, жил жизнью своих героев — Петр, Анна Иоановна, Артем Волынский во всем Ленинграде он замечал, кажется, лишь троих: Надю, Алешку, Та­ тьяну Исаевну. Нет, скорее всего Никонов лишь жалел Надю, как жалел и боялся бы за цветок, нечаянно распустившийся возле тротуара, беззащитный, обре­ ченный. Да, он завидовал Алешке, что не его она ждет, не ему, а этому волокитишке улыбается^ терпеливо ловит его взгляд. А ведь Никонов первый познакомился с Надей, но дальше дело не пошло, наверное, за­ 71