Сибирские огни, 1986, № 12
Юное студенчество утихомиривалось, но не бывшие фронтовики. Что им эта дамочка с глазками, если они и в Сталинграде, и на Курской дуге, и под танками в Дебрецене, и по Будапешту-Берлину подковами своих кирзачей протопали, на броне танков по многим столицам проеха ли, не таких красоток видели. Когда Татьяна Исаевна, окончательно овладев аудиторией, гася последние вспышки словесных баталий, сказа ла, что к прошлому надо относиться с пониманием, все крупные лич ности — явления сложные, многогранные, недаром же миллионы солдат поднимались в атаку с криками: «За Сталина!», с именем его на устах умирали героями, один фронтовик из задних рядов спросил: — Откуда вы знаете, что мы кричали? Вы на фронте были? — Нет, но... — Не были, не слышали, не дурите головы мальчишкам. Вранье все это. Это была неслыханная грубость, Татьяна Исаевна потерялась, пок раснев, замолчала: — А что кричали? — робко спросили из притихшего зала. — А ничего. Матерились. Драка же была, ребята, мы их убивалй, они нас. До смерти... Растерянная тишина замерла в зале. Но не надолго. — Ты врешь, понял? — Голос Алешки. Он вскочил, волосы дыбом, затопал по проходу. Слышалось грозное его сопение. — Ты врешь. А ну, выходи! — Бить будешь? — Невысокий, ничем не примечательный белобры сый фронтовичок поднялся, ожидая в проходе. — Буду,— пообещал Алешка. По-бычьи нагнув голову, он шел, громко топая между столами,— Чтобы не врал. Выставив кулаки, Алешка кинулся вперед. Всем казалось, он сметет сейчас, сомнет низкорослого безбрового блондина, Алешка был пок рупнее его, но что произошло потом, никто не успел толком даже разглядеть. Алешка будто на стену каменную наткнулся, его что-то подбросило, швырнуло, перевернуло вверх ногами, и, загремев ботинка ми, он покатился к кафедре, к ногам изумленной, напуганной Татьяны Исаевны. — Дура ты! — беззлобно сказал фронтовик. — Я же языков брал в ночных разведках. В рукопашной... — Врешь ты, понял!.. — очухавшись, но все еще сидя на полу, тал дычил Алешка. — У меня отец погиб, он письма писал... Алешка через полчаса угомонился, они с его «учителем» выпили миро вую в ближайшей пивнушке, но «не могла, не сочла себя вправе» за крыть глаза на случившееся в аудитории Татьяна Исаевна. В комитет комсомола она написала «открытое письмо», в котором потребовала ра зобрать поведение студента-фронтовика, всю несовместимость его вы сказываний со званием будущего ученого-историка. На собрании фрон товик не только не оправдывался, он в присутствии всего комсомольско го актива факультета назвал Татьяну Исаевну заводной куклой, фаль шивой энтузиасткой и наушницей. Дело обернулось бы, наверное, для него совсем худо, если бы не полдесятка боевых орденов, которые сияли на выцветшей гимнастерке бывшего разведчика. Ему тихо посоветовали забрать документы, перевестись на заочный. А Алешка? Он ничуть не пострадал, мало того, оказался даже в героях. Татьяна Исаевна охарактеризовала его поведение как вполне понятную горяч ность, несдержанность оскорбленного сына, потерявшего на фронте отца. Татьяна Исаевна покритиковала и Алешку, но его поступок назвала до стойным осуждения по форме, но по существу «рыцарски благородным порывом к правде». Теперь на курсе стали Алешку звать «рыцарь, красные сопли», хихи кали все же шепотом: еще кинется с кулаками, а его Танечка защищает. «Чухлома ныне в моде...» Много ли было того рыцарства в Алешке, правдой было лишь то, что его отец погиб на фронте, а сам он из корысти никогда ни разу не слов 69
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2