Сибирские огни, 1986, № 12

тельность: во мне мудрость очень древнего народа. Я шла за вами следом, скрываясь под покровом ночи, я знала, что пригожусь тебе после последнего акта вокзальной драмы. — Какой... драмы? — оторопело спросил Чугунов.—Ты хочешь ска­ зать, что знала, как... все будет? — Не сердись, милый, знала. Ты не очень сложная натура, и предвидеть твои поступки — не такая уж головоломка. Хочешь, скажу, что ты говорил Наде в утешение? «Я тебя люблю и всегда любил, ты моя единственная, и потому говорю тебе —уходи, уезжай, беги от меня, сломя голову беги — в этом твое спасение. Я погублю тебя, род­ ная моя, любимая, ненаглядная моя, да, я люблю тебя, но я враг твой, твой убийца...» — Сволочь! — прошипел Чугунов.— Ведьма восточная. — Правильно — ведьма!—.торжествовала Вика.— И не стыдись, милый, что я разгадала тебя: талантливому человеку вовсе не обяза­ тельно быть сложной натурой. А уж ангелочком и вовсе быть необяза­ тельно,— скучно, пресно и пошло, но загадка из загадок — женская душа! Дай ста женщинам на выбор ангелочка и дьявола какого-нибудь зеленоглазого— клянусь, девяносто девять выберут дьявола вроде те­ бя. На что я баба разборчивая, а вот занесло к тебе в постель, и не каюсь в грехопадении своем, признаться, оно мне давно грезилось. Сегодня я шпионила за тобой — из ревности. Представь — ревно­ вать — это так «волнительно», как говорят очень глупые актеры! Дра­ лась за твое колье — положи его куда-нибудь, а то забудешь. — Зачем оно мне? Возьми себе. — Мерси, дорогой. Будем считать его платой за вчерашнюю, поза­ вчерашнюю и все будущие ночи в этом славном городе. В привокзальном сквере она разыскала свободную скамейку, снова протянула Чугунову плоскую бутылочку. Бубнил над путями диспетчер­ ский громкоговоритель, все громче, громче стучало множество колес наби­ рающего скорость товарного состава, тепловоз тоненько, натужно засвистел, словно на густой и сильный гудок у него не хватало силы. Подошла цыганка с ребенком на руках, завернутым в неряшливое тряпье, и начала было свое: «Золотая, серебряная, бриллиантовая, позолоти ручку, всю правду скажу». Вика грубо перебила ее: — Не надо мне никакой правды, ступай, дорогая, я сама гадать умею. Эй, постой! — вдруг остановила она гадалку.— Вот возьми! — Вика протянула колье цыганке.— Бери, бери, носи на здоровье. Когда цыганка, скоренько повернувшись, ушла, Вика засмеялась: — Послушай, серебряный, золотой, бриллиантовый, а я ведь, прав­ да, гадать умею. Дай руку, всю правду скажу. — Иди к черту! — отвернулся Чугунов. — Ладно, не надо руки, слушай. Бобровую шапку носить будешь, с князьями-боярами мед-пиво пить будешь, в двадцатку лучших писате­ лей войдешь, если... сумеешь выбраться на ту орбиту, где вращаются эк­ стра-класса люди, заряженные честолюбием, энергией успеха, власти, современной мысли, культуры. Ибо ты, любимый, при всем своем та­ ланте обретаешься в пещерном веке, ты умеешь писать про своих та­ ежников, золотишников, но от тебя, как и от них, разит русской печью, сохой-бороной, баней по-черному, березовым веником и кулагой. — А я на русской печи родился, вырос на кулаге — тем и горжусь. А культура? Я знаю, что вы называете культурой: зачитанную до дыр классику с нержавеющим вечным треугольником, с дуэлью на восходе солнца. Ухлопают кого-нибудь из-за юбчонки,, и заливается слезами над горькой судьбой убиенного сам автор-классик, а вслед за ним со­ рок поколений читателей обоего пола. Океан слез! Об чем? А то ужас­ ная свара из-за наследства дядюшки — одна и та же на всех языках мира: англичане, французы, какие-нибудь датчане — у всех дядюшки! Или душераздирающая история, как роскошная светская дама влюби­ лась в гусара и мается, бедная: кой-чего ей такого охота, чего — сама не знает, и никто не знает, мудрецы всех времен и наций морщат лбы, 63