Сибирские огни, 1986, № 12
успеешь сто раз выйти замуж. Ты, Надежда, девка хоть и глупая, охот ники на тебя найдутся. Перестань хлюпать, вся рожа распухла, смот реть противно, нос попудри. Выйдешь замуж, порадуюсь за тебя, я ведь, если разобраться, тоже люблю тебя, невезучая ты моя... Памятник Джордано Бруно воздвигнут на том месте, где великий ученый был сожжен на костре инквизиции. Надпись гласит: «От века! который он предвидел». При ампутации господам офицерам боль смягчали опи умом, а рядовых просто оглушали ударом молотка по голо се. Где кость повкусней, там и свора кобелей. Из всех видов созерцания созерцание высшего существа является важнейшим. В перерывах — созерцай свой пуп. А. Ч. Любовь в сорок лет? Нет, доктором тебе не бывать: сто двадцать «р», друг, и на большее не рассчитывай. А. Ч. Я великий грешник, и нет мне прощения.—А кто ныне свя той? Еще по маленькой? А. Ч. Я иду по небу, и ромашки цветут. При въезде в большое село Чернореченское их остановил сторож в тулупе, знакомый Василия Тимофеевича, и сказал, что на почте для него есть «тилифилиграмма». «Из Панкрушихи? — забеспокоился Ков шов. — В колхозе что-нибудь?» — «Нет, вроде из району, от начальства». «Возвращайся в колхоз. Готовь отчет по грубым и сочным кормам, вывозке навоза по состоянию на двадцатое. Усынин». Испуганной ру кой местной телеграфистки было написано: «ф калхос». Они присели за стол, заляпанный чернилами и клеем, Василий Ти мофеевич перечитывал текст телефонограммы, вздыхал, кряхтел. Двое суток гнал коня, отмотал двести верст, и вот, несолоно хлебавши,— назад. До райцентра осталось пятьдесят километров, но не выполни приказа, Усынин, в чьем к/сте колхоз Ковшова, не простит — грозен Павел Егорович Усынин! Не заходить бы на почту, никакого, мол, приказа не получал, вече ром были бы в Колпашеве, позарез надо в район. Конторы! Не меньше десятка их нужда приспела обегать: лимиты на кровельное железо вы бить, два новых трактора-«алтайца» документами оформить, а то перехватят; гвоздь сотенный кончился, коровник недокрытый стоит, в Стройбанк забежать насчет ссуды на строительство кирпичного заво да — авось выгорит. И дочь Варвара из головы нейдет, в техникуме учится. Жена пла чет: голодает девка. Вез дочери пимы, меду туесок, сито пельменей на мороженных, уже и іелеграмму отбил, еду, мол, а что теперь? Обма нул, выходит: сам не приехал и сухарика единого не привез. Перед корреспондентом тоже глаз девать некуда: бросить придется на полпу ти. — Обо мне, Василий Тимофеевич, пусть твоя голова не болит,— сказал Чугунов.— Тут — леспромхоз в Чернореченском, к директору зайду, на попутке отправит. Ты мне вот что скажи: неужели, как сол датик, ать-два, слушаюсь, обратно коня погонишь? Кто такой Усынин? Полководец Суворов? Атаман Платов? — Атаман не атаман, а сила в районе. — Кто сила? Усынин — сила? Это ты, Ковшов, сила! У тебя во семь деревень, лесу — тайга целая, ты же полгорода кормишь. А Усы нин? Он кого накормил, какого'рожна наработал? Вот такие «тилифили- граммы»; возвращайся — я еду! Самодурство же наглое. Отдай ты 53
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2