Сибирские огни, 1986, № 12

сварил Чугунов —да ни в жисть! Не такой Алешка человек, дрыхнет в палатке, седьмой сон досматривает, самим придется кашеварить». Гудит и гудит, надоел хуже горькой редьки. Ладно, говорю ему, давай на спор: сварит Чугунов ужин — я тебя чашкой по лбу, не сварит —ты мне. И что же: умял две чашки, попыхивает —и молчок! Ты бы, Ваня, хоть извинился перед Алешкой. — Еще чего! —огрызнулся Ивйн.—Очень надо. — Знаешь, почему ты не вырос, Ваня, маломерком остался? Ты злой, а человеку злому бог роста не дает, чтобы его поменьше было. Иван ростом не вышел, но в плечах широк и силы медвежьей. Вес­ ной молодой вьючный конь сорвался в пропасть, испугавшись пор­ хнувшей птицы, Иван два дня тащил на себе конский вьюк с образца­ ми и металлометрйей. У Ивана скошенный назад лоб, мелкокучерявые волосы, за что Игорь прозвал его Отелло. Нелепое прозвище прижи­ лось, хотя Иван — светлоглазый блондин. — Иван Антонович —скептик,— миролюбиво сказал Чугунов.— Тебе, Ваня, добавить? — Не нуждаемся.— Иван достал из костра уголек, бросил на ла­ донь, прикурил.— За кашу, конечно, спасибо, только я тебе, Чугунов, не скептик. Это заруби себе на носу. — Ладно, зарубил,— все так же миролюбиво сказал Чугунов, принимаясь мыть посуду. Работая, он чувствовал на себе следящий ненавидящий взгляд Ивана, он явно завелся, но не против Игоря, ко­ торому прощал насмешки, а против Чугунова. Так уж повелось: как вечер, едва все собирались возле костра, Иван колючим взглядом на­ чинал буравить Чугунова, выискивая повод прицепиться, погудеть. — Еслиф ты, Алешка, начитанный, а у меня пять классов, тебе можно обзываться? Какой я тебе скептик? А сам-то ты кто? Хошь, скажу? Ты иртуть, вот ты кто! — Иртуть? — удивился Толик.— Это что, Ваня, такое — иртуть? — Иртуть, она и есть иртуть, ты, Толик, не встревай, я не с тобой гоЬорю. Я тебе, конечно, не тетя, Чугунов, и не дядя, а скажи, пусть люди послушают, зачем ты завсегда врешь про себя? Брешешь, как тот барон? И такой ты, и сякой, прямо ерой кверх дырой! Несешь вся­ кую небыль, уши вянут, другой бы скрозь землю провалился. — Опять покатило-поехало! — поморщился Игорь.— Какого черта, Иван? Нудишь, зудишь, а послушать нечего. С чего ты опять взъелся на Алешку? — А ты погоди, Игорек, будет чего послушать. Лежу я вчера в палатке, придуриваюсь, что сплю, храплю даже, один глаз открытый. Валюха у костра, а он, Алешка, тут же вертится, магнитом его на кух­ ню тянет, как ту муху на мед. За водой в ручей, топором тюкает — яко­ бы помогает!—а сам турусы на колесах разводит: «Я, говорит, Валю­ ша, знаешь, кто? Это, конечно, великая тайна, откроюсь тебе одной; я отпрыск». — Отпрыск? —Толик по-мальчишески округлил глаза,— Как, Ваня, понимать — отпрыск? — А леший его знает. «Мой прадит, говорит, князь галицкий, пра­ бабка —цыганка из табора, а я ихний отпрыск». —: А Валентина? —посмеивался Володя.—Она как реагирует? — Не' знаешь Вальку? Уши развесила, глаза по ложке. «Я, гово­ рит, сохраню вашу тайную, Алексей Андреевич». И мимо котла шумов­ кой. Замечаете, Чугунку —Алексей Андреевич, а Володе — все же начальник — ему, запросто — Володя. А он заливает: «Ты, Валюша, прямо исключительная. И глаза у тебя исключительные, всю страну объехал, таких не видал. У тебя, Валюша, глаза, как у дикой серны». — Вот^это д а !— ликовал Толик.— Как у дикой серны! Так ты и сказал, Алеха! Не врет Иван? — Может, и сказал, раз Иван Антонович слышал. Валентина—де­ вушка старательная, ложится темно, встает темно, а мы ей —дай да подай — хоть доброе слово сказать, 48