Сибирские огни, 1986, № 12
доходом пароходства, пусть придется перераживаться на буксир или даже кочегаром на паровой плотогон. Дружба с Олегом у них началась с того вечера в Енисейске, когда Чугунов возле ресторана отнял третьего штурмана «Кинешмы» у шпа ны, дотащил до судна, увел в каюту. Потом Олег не отставал от Чугу нова ни на шаг, заглядывал ему в рот, совсем по-детски просил: «Нет, ты еще раз расскажи про Александра Македонского, как он женился на Роксане. И про царя Дария...» Статьей, разумеется, тут не пахло, капитан брал Чугунова на испуг. Родительская ревность, догадывался он, к проходимцу-бичу, каким-то непонятным образом приручившему сына. Сын всегда послушный, бессловесный, перестал вдруг бояться, грубит. Унизить, уронить в глазах сына, в глазах команды самозваного идеолога, допущенного по промашке на теплоход. — По документам ты, вроде, из студентов, Чугунов? — спрашивает капитан.— Или подделал справчонку? — Нет, не подделал, Евгений Леонидович. Учился, три курса исто рического. — За что выгнали? Штаны у соседа украл? Туповат для науки оказался? — Меня, Евгений Леонидович, не выгнали. Сам ушел. — Все бичи говорят: сам ушел. Мой олух тоже будет говорить: сам ушел, а его скоро за сплошные неуды выпрут из училища. В двор ники пойдет, метлой командовать. Куда пойду, пап, не твое дело. Лишь бы от тебя подальше. Не слышать целый день: олух, дурак, дубина.—1 Голос у Олега звенит, его колотит от волнения.— За что ты Алексея бичом назы ваешь? Статьей ему грозишь? За то, что он тебя не боится. Ты... злой, ты вчерашний, отсталый человек, это я тебе говорю, твой сын. — Вот так, Чугунов: я отсталый! А он передовой: фуражку фор менную пропил. Ладно, скажи мне, Чугунов, интеллигентный передо вой человек, кто ты, что ты? Расскажи про себя, должен же я знать, кто у меня в воспитателях родного сына ходит! Живешь как? Лето на реке, а зимой? Зимой что делаешь? Живешь-ночуешь где? Прошлую зиму ночным скотником в колхозе работал. Там же, в коровнике, жил-ночевал. Тепло, молока — залейся, доярки молодые. — Идеи проповедуешь, а сам на скотном дворе живешь. Доярок по ди перепортил. Почему же перепортил, Евгений Леонидович? Дело молодое полюбовное. Олег прыскает в своем углу, закуривает. — А как насчет веры? В чем она, твоя вера? — Ищу, Евгений Леонидович, свою веру... — По коровникам? — Там ведь тоже русские люди. Стремительное белое вскипает впереди судна. Волны с шипением проносятся к корме, теплоход вздрагивает, кренится. — Ладно, Евгений Леонидович, списывайте,— говорит Чугунов. Поступаете вы несправедливо, но на справедливость вам,> я вижу, наплевать. Признаюсь, уходить мне с «Кинешмы» неохота, хороший теплоход, и команда хорошая, только задергали вы ее, запугали Су доводитель вы первоклассный, но нет! Не отец вы команде, не любит вас команда. Вы плохой человек, вы сердитый маленький божок тре пет любите, вот даже родного сына — олух, теленок, а ведь он молодой человек, мужчина,— ну можно ли так позорить парня перед сверстни ками?! 1 — Не твое дело указывать мне, негодяй! — Вот видите —негодяй. И это подчиненному, хорошо ли такое Евгений Леонидович, порядочно ли? — Молчать, хамло, бичиное отродье! Из какой подворотни вылез чтобы... разговаривать со мной?! 40
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2