Сибирские огни, 1986, № 12

между Лилией Борисовной и ее родителя­ ми, а немного раньше. Скорее наоборот, дочери пришлось преодолевать размытые нравственные устои родителей, решать эти­ ческие проблемы именно потому, что роди­ телями они решены не были. Набатникова как раз подчеркивает преемственность до­ чери и отца: «Нет, мы не свою жизнь жи­ вем, мы родительскую доживаем, пуповина не отсыхает». Другой критик, В. Сухнев, вообще огра­ ничился тем, что повесть пересказал, причем вот .в таком тоне: «Приезжает отец алко­ голик. Он разошелся где-то там в деревне с матерью героини. Жене оставил парали­ зованную мамашу и своих юродствующих сестер. В городе, кроме дочери, у отца еще есть сын. Тот обуржуазился — жена рабо­ тает на мясокомбинате и на дух не перено­ сит свекра. Поэтому отец вынужден жить в однокомнатной квартире дочери, расстро­ ив их возможное примирение с Мишкой. Отец спит на кухне среди бутылок...» и т. д. («Литературная газета», 2 ноября 1983 г.). Остается радоваться, что В. Сухневу под руку не попалась, скажем, «Анна Карени­ на». В его лихой манере пересказа и это произведение выглядело бы, вероятно, до­ вольно смешным. «Сложности личной жизни, идущие от страстей,— вот городской сюжет на семей- но - производственную тему»,— уверенно ставит диагноз В. Сухнев и добавляет: «Страшно другое— стремление автора вы­ дать за героя наших будней тряпичную куклу», ибо Лилия Борисовна, по его мне­ нию, существо «инфантильное и пустое», «серенькая самочка... с потугами на высо­ кие страсти». Никто не утверждает, что Лилия Бори­ совѣ — вторая Вера Фигнер, да ведь и Набатникова писала не о героической на­ туре. Не знаем уж, сознательно ли В. Сух­ нев смешал понятия «литературный герой» и «герой наших будней», или он искренне считает, что всякий персонаж, появившийся на страницах литературного произведения, обязав быть героем вашего времени в вы­ соком понимании этого слота. Только зачем навязывать книге собственные проблемы, а затем требовать от автора их решения? В. Сухнев разглядел в повести только то, как «там разрешают, как умеют, свои мат­ римониальные проблемы ее герои». Но ведь дело, наверное, все же не в том, ка­ кие проблемы решают герои, а в том, какие ставит автор. Изобразить миропонимание интеллигента, идеи, которые им движут, зарождение и смену этих идей — вот задача писателя. И это единственный путь к тому, чтобы по­ лучился живой, объемный образ человека мыслящего. Как писатель добьется этого, какими приемами воспользуется — его дело. Это может быть метод «айсберга» или «поток сознания», лишь бы было видно, как это миропонимание сказывается если не на мыслях героя, так на его поведении. Главное условие — идея должна быть прочувствованной, должна поверяться жиз­ нью. Вот здесь-то, на этой грани, где идея поверяется жизнью, а с ней вместе и' сам человек, его характер, и нужно искать конфликт, строить сюжет. Здесь правиль­ ность идеи соотносится с цельностью ха­ рактера, миропонимание сталкивается с жизнью, корректируется ею, а жизнь испы­ тывает влияние идей. Конечно, это лишь один из участков, жизни, вся она неизмеримо шире, но имен­ но здесь, как в капле воды, отражается весь остальной мир, ' именно эта область чревата художественными открытиями. Идея —■характер — жизнь. В столкновении этих трех составляющих и появляется искра подлинного конфликта, позволяющего одно­ временно объяснить жизнь, оценить качест­ во идеи и выявить характер героя, личность его. В особенности, если перед нами герой мыслящий, интеллигент в лучшем смысле этого слова.