Сибирские огни, 1986, № 12

ПРОБЛЕМА ПОДМЕНЫ В повести Т. Набатниковой «Дочь» под­ мененными оказались нравственные понятия главной героини — преподавателя матема­ тики Лилии Борисовны. Не находя в себе сил откликаться на чужие горести и забо­ ты, Лилия Борисовна попыталась уйти от проблемы, точнее, найти псевдорешеиие. Чтобы это звучало убедительнее и меньше были заметны этические погрешности, сфор­ мулировала она свою теорию на языке физики. «Я никогда не любила дам, мне жаль было тратить любовь на родных. Ведь лю­ бовь, в конечном счете,— это собственная плоть, которую отрываешь от себя и даешь на съедение другому. Любовь — энергия, а энергия, по известному закону физики, взаимопревращаема в массу. Я экономила, видимо, у меня было очень мало любви». Лилия Борисовна искренне считала, что этой нехитрой формулы ей вполне доста­ точно для самооправдания. Человеку вооб­ ще трудно признать самого себя эгоистом, куда удобнее сослаться на объективные причины, объяснить все какой-нибудь под­ ходящей к случаю теорией, выдумать ее, наконец. Для человека мыслящего, или хотя бы рассуждающего, теория — первое дело. Только вот одни создают теорию, объясня­ ющую жизнь общества, и уж затем руко­ водствуются ею, а другие — подыскивают теорийку, которой можно было бы оправ­ дать, хотя бы в своих глазах, собственные неблаговидные поступки. Лилия Борисовна выбрала второе. Не то чтобы она была очень плохим человеком, нет, она была скорее человеком слабым и немного лени­ вым по части умствования. Особой охоты или желания порассуждать у нее не было. Поэтому в центре мира у нее всегда нахо­ дились ее желания, а дальше оставалось только доказать самой себе, что иначе и быть не может. Проблему «вмешаться — не вмешаться» Лилия Борисовна всегда решала очень просто. Еще в детстве — и надо бы помочь матери, «встать да подоить за нее корову — я ее мысленно пожалею и дальше сплю, мне спать, слаще». И позже, во время ин­ ститутских каникул, когда парализовала бабку и дома начались скандалы, Лилия «тихо радовалась, что каникулы кончатся, я уеду — и все это не будет меня касать­ ся...» И уже взрослая, увидев на остановке неизвестно чью девочку, всю замерзшую, жалеет ее: «Мне бы сейчас расстегнуть шу­ бу да спрятать девочку у своего живота, у тепла, обнять и угреть,-— но как это убу­ дет выглядеть посреди общего спокойст­ вия?» Как же так получилось? Почему так переменились нравственные правила, что стало казаться неудобным помочь, даже когда и хочется,— ведь было всегда, вроде бы, наоборот?! Лили.я Борисовна об этом не очень-то задумывалась, потому что ее такие правила, в общем-то, вполне устраи­ вали. Весь имеющийся невеликий запас любви Лилия Борисовна берегла для одного чело­ века. Для своего мужа Мишки, как считала она,, но на самом-то деле — для самой себя. Нет, Мишку она очень любила, это собственно, единственный родной для нее человек, но даже ради него не могла отка­ заться от некоторых мелких удовольствий. С Мишкой ей трудновато приходилось, он-то как раз все свои силы «экономил для думанья. Все искал общий Закон и целе­ сообразный смысл вселенной». А так как он вдобавок предпочитал «жесткую, но пол­ ную откровенность... другого разговора не признавал — только кровавый, на полном раскрытии», Лилия Борисовна иногда не выдерживала: «Я уже сыта этим житьем, этим страхом и постоянной подотчетностью! Шагу не ступишь без того, чтобы он не разглядывал этот шаг под микроскопом: а не примешалось ли тут какой подлинки?» Когда к Лилии Борисовне приехал за помощью отец, она как раз занималась вы­ яснением своих отношений с Мишкой. Первые же мысли, мелькнувшие у нее в голове: «Разумеется, я приючу отца, какой разговор!» И затем сразу же: «...У пас с Мишкой однокомнатная квартира. Это ведь тоже надо учитывать...» Всего две фразы, стоящие рядом. Не отказ, но уже оправда­ ние возможного отказа. А дальше и вовсе стремление использовать неожиданный ви­ зит в собственных интересах: «Да, отец может сейчас сослужить мне службу: на неудовольствии от него мы с Мишкой мог­ ли бы сойтись, окольно обойдя наши меж­ доусобные препятствия». А Мишка в эго время, «милый человек, все ходил и думал, как лучше поступить бедному старику в такой трудный момент жизни». Невнимание дочери кончилось трагедией — нелепою гибелью отца. Это и заставило Лилию Борисовну пересмотреть свое отно­ шение к жизни, начать решать нерешенные ранее проблемы. Жить, скупо ■отсчитывая медяшви своих чувств, направляя скудный ручеек добра в нужное русло, оказалось для нее вое же невозможным. Совесть ска­ зала свое веское слово. Потери, не учтен­ ные в ее этико-физической формуле, оказа­ лись больше предполагаемых выгод. И на­ стал момент, когда пришлось признать: «Теперь-то я понимаю: я что-то вроде кале­ ки. К счастью, не все такие, холодные и скупые, иначе мир бы давно заморозило». Объясняя причины этого неверного, сдвинутого представления о нравственных понятиях, А. Горшенин в своей статье «Но зреет «новое вино» («Литературная Рос­ сия», 30 сентября 1983 г.) все свел к тому, что у героев Т. Набатниковой нарушен процесс «трансляции» корней. А передачу духовных ценностей критик связывает исключительно с этим процессом. Вряд ли, думается, «отрыв от корней» имеет опреде­ ляющее значение для проблематики повести Набатниковой. Все-таки дело не только в том, что она родилась в деревне, а затем уедала оттуда. Лилия Борисовна как раз слишком похожа на своего отца — плоть от плоти, так сказать, воспитанная им и воспринявшая его стиль поведения. Как отец не мог удержаться от соблазна ускользнуть на гулянку, чтобы хоть на ча­ сок обо всем позабыть, так и Лилия Бори­ совна не может себе отказать в кое-каких слабостях, хотя и знает, что Мишка этого не одобрит, и боится, что он об этом узнает. Если уж искать корни, то придется при­ знать, что обрыв их произошел отнюдь не 171