Сибирские огни, 1986, № 12

никаких предательств, где творится и веч­ но празднуется одно-единств еиное на свете счастье — счастье нашей братской и верной друг к другу любви. Я знаю, пройдет время— и песня его устареют. Как ни странно, ни страшно та­ кое говорить. Горячая точка совокупного народного сознания, тоже, как и всякий отдельный человек, работающая на пости­ жение жизни, на добывание смысла ее и приближение, цели', переместится незаметно дальше — в иное. Она выберет себе для выражения другого, быть может, даже лучшего глашатая. И то, что трудом и болью было добыто вчера, сделавшись уже нашей плотью и спокойным знанием, не покажется столь важным и волнующим, каким иепыталось однажды. Но, и я повто­ ряю это опять, нам, тем, кому выпало слу­ шать голос Высоцкого ко времени (кули­ чом именно к нашему празднику), нам-то не заменит его никакой другой. Во дворе у нас, из гаражей, где ночуют автомобили какого-то треста, доносятся иногда кусочки его песен. Это шоферы за­ держиваются, бывает, отработав, выпива­ ют и включают себе для настроения маг­ нитофон. Нам на четвертом этаже слыш­ но, как поет он им то «Баньку», то «Ко­ ней», а то что-нибудь вроде «Жираф боль­ шой, ему видней...» Случается, они сидят там в гараже долго, допоздна. Я выхожу тогда на балкон и смотрю, как выбивается в щель свет из-за притворенных наглухо дверей. И мне нетрудно догадаться, о чем, примерно, идет у них сейчас там разговор. — ...Памятник на могиле отгрохали,—мо­ тает головой какой-нибудь молодой и мордатый. — Ну! Одна гитара, во какая!— и с выражением не гордости даже, а эта­ кого гордящегося душевного удовлетворе­ ния поднимает повыше пухлую измаран­ ную машинным маслом руку. Остальные, а их двое или трое, сидят молча, жуют и прислушиваются. — А когда Гамлета играл,— осведомлен­ но, хотя чуть как бы и осекшись, продол­ жает он,— в «Экране» последнем писали1, как сердце прихватит у него, он, это самое, за кулису выскочит, прокашля­ ется и по-новой. Ну! Умолк... и снова слышно, поет с магни­ тофона Высоцкий: «По морю долго рыскал ваш кор-р-сар-р-р...» — Когда умер,— негромко тогда вступа­ ет мужик постарше,— у них там так: еже­ 1 В действительности об этом не писали ни в каком «Экране», ли спектакль отменили, зритель имеет пра­ во билет назад сдать. В кассу. Раз, мол, не состоялось, деньги вам обратно вертаем. Ага, А когда умер, значит, билетов ни единого сданным в кассу не оказалося. Молчат. Наверняка никто не зйает, что правда про билеты, а что, возможно, и прибавлено, зато всем — и этр-то уж на­ верняка — всем от услышанного приятно. Потому ' что так и д о л ж н о быт ь . «А крысы пусть уходят с корабля...» — с магнитофона. И мордатый — опять: — Когда трос на берег бросают, на нем гири есть такие. Ну, они, крысы, значит, бегут, а через гири перепрыгивают. На два, слышь, метра вот так вот подлетают. И точно прям на трос же приземляются. Прям точно. Пауза. Что ж, дескать, вполне возмож­ но и с крысами такое. Прыгают. — А когда по телеку выступал,— про­ должает, улыбнувшись, будто б вспомнив, мордатый,— говорит: тут некоторые пы­ таются мие подражать, петь, грит, хрип­ лым голосом, голову, грит, в форточку вы­ совывают! — и толстый, раскрыв пошире рот, имитирует просовывание головы. По­ том смеется: ему хорошо, что есть такие дураки.—А он, слышь, с детства таким го­ лосом разговаривает, от природы! А они в форточку. Х-х. Ну да, да, представляю я себе, стоя на балконе, именно так там они и разгова­ ривают. Стою и думаю: да неужели же вправду эти его песни отойдут, как отхо­ дит на свете все, как отходит помаленьку в памяти даже самый хороший, но отжив­ ший и уж сделавший свое дело человек? Но ведь пока-то, пока, я же вот стою и, как бы там ни было и ни будет, я слушаю, и идут, идут, как и раньше, мурашки у меня по спине. Потому что чувство, которое ов­ ладевало им, которое его заставляло писать их, а затем— напрягая жилы — петь для нас, оно-то, это чувство, в существе своем б е с с м е р т н о . И оно останется с нами, если чему-то мы хоть чуть-чуть научились у него. Да, он был один из творящих духов на­ шего времени, его Огонъ. Уходит время, и отгорает, уходит и его ОГОНЬ. И в самой его краткости., е уходе его есть — тоже есть! — то благородное беско­ рыстие любви, которой все мы только и живы еще друг для друга, без которой жизнь сделалась бы бессмысленной и мел­ кой. Я стою на своем балконе и в который уж раз повторяю про себя: он был у нас, этот огонь. ОН У НАС БЫЛ,