Сибирские огни, 1986, № 12

помню, ясно становилось, глядя на нее, почему Джек Лондон выбрал именно буль­ дога для победы над своим непобедимым Белым Клыком. Такою тут веяло сили­ щей, такою крутой и потаенной вроде, а вместе и несомненной. Тут сразу и без лишних слов было серьезно. Не нуж­ но было ни лаять, ни пугать, ни еще как- либо по-собачьи притворяться. И кровь, и ветер пустыни чуялись будто в расслаб­ ленной и уверенной позе, какие-то тигры, глаза пантер и угроза... И откуда-то из хаоса ночи звериная всамделишная гибель. Твое понимание, что, кроме драки на­ смерть, никакой другой не предполагается и вообще. Да, да, думалось, он, Высоцкий, купал­ ся порою в этой своей ярости, как в сво­ боде. Как птица в упругом воздухе. Или вот — живой колодец живой ду­ ши, не желающей становиться мутной. Но дело, однако, не в одной силе. Не в одной этой способности его к сверхчело­ вечьей самоотдаче. Не в энергии стра­ сти, которой, казалось, выворачиваясь перчаткой, он мог удваивать и утраивать свою мощь. Все это было, и само по себе было великолепно, но... Да! Помимо сего высшего в о и н с к о г о дара, он был наделен необыкновенной, редкою музы­ кальностью. И не в профессионально соб­ ственном смысле (хотя и таковая у него была), а тою, которую разумел Блок, ког­ да призывал нашу русскую интеллигенцию сйушать музыку революции. Та тонко­ струнная чуткость к движениям перво- сущностей вещей, которой награждаются люди, предназначенные судьбой сказать своему времени нечто нужное и важное. Эта стихийная, прирожденная, природная музыкальность жила в его песнях, его ли­ це, в его походке. Жила в том пружинистом лаконизме, который уже каким-то вершин­ ным блеском отдавал в его последних луч­ ших киноработах; жила—и здесь в особенно­ сти всем нам повезло — в его обострен­ ном мальчишеском чутье на фальшь, внут­ ри ли или снаружи она, эта фалшь, заво­ дилась или сидела. Воин и музыкант — вот это. Отсюда и такое осуществление задачи. Возможность дать пример с в о б о д ­ н о г о существования в мире и искус­ стве. Существования, избавленного от ком­ промиссов и компромиссиков, в абсолют­ ной якобы необходимости которых мы так убедительно научились себя убеждать. И вот еще о чем— хотелось бы. Конечно, песня должна быть на хорошие слова. На чем лучшие будет, тем лучше. Но именно на слова все-таки, а не на сти­ хи. Стихи художественно самодостаточны. Им уже ничего не нужно «сверх». Ибо закон искусства — экономность и безлиш- ность. То, что «сверх», работает не «за» произведение искусства, а против него. Для того, чтобы из слов получилась песня, для музыки (а в нашем случае и для уникального исполнения) должно оста­ ваться свободное место. Зазор. Песни, сделавшиеся народными, писались на сло­ ва. Как стихи их мало знают. Мерзляков, 156 даже Никитин, даже «Ермак» Рылеева — это слова. Петь Пушкина, Блока, Ахмато­ ву — не получится. Пробуют, поют, но выходит так себе. Если и неплохо, то все же не лучше, чем если прочесть ЭТИ СТИІХИ просто про себя. А возьмем, скажем, Дельвига: «Полно, брат, молодец, ты ведь не девица!..»— хорошо! Прекрасно. Имен­ но в песне. Слова Высоцкого в его песнях — это не стихи. Это написанные лично им, лично для себя с ц е н а р и и песен. И не следует смотреть на них иначе. Не нужно снисхо­ дительно награждать его званием поэта. Он не нуждается- в нашем (и ни в чьем) снисхождении. Потому что поэтом он был. Не в собственном, а в сущностном значе­ нии этого слова. Его песни — тот особый и, быть может, единственный случай, когда обязатель­ ным условием делались не столько музы­ ка (или, как сам он со спокойной скром­ ностью называл ее: «ритмическая основа»), не замечательные даже порою слова, а больше всего собственное его и только обязательно его (их, этих своих песен) исполнение. Голос! Вот... вот самый гибкий и конечный его инструмент. Последний передатчик решавших дело нюансов, до­ бавлявший то самое знаменитое «чуть- чуть». Голос, привносящий собою в песню как бы живое дыхание'его души. Ее тре­ пет и ее состояние. Голос — вот тайна. Имманентная, не разложимая сущность его «я». Произносил, задерживал, форси­ ровал, чеканил неподражаемые свои, им же и созданные лад и ритм, одною уж взятой без ошибки интонацией, оставляя позади вагоны пустой породы. В кино, в театре — в Гамлете, в Дон Гуане, в Волан­ де, в Хлопуше... везде, где только рельеф­ но и полно выражалась его, Высоцкого, личность, все глубинное и неповторимое шло и творилось именно через голос и голосом. Поэтому и: «Ну и рожа у тебя, Шар-р-р^ратюв!..»— тех в школьном скве­ рике мальчиков и те наши с ними улыбки. Поэтому и в фильме «Стряпуха», в котором будто б нарочно его дублируют, где он поет и разговаривает приятным и ласко­ вым тенорком, он вовсе не Высоцкий. Дру­ гой. Вообще. Некто принципиально отлич­ ный по духовной структуре. Зато на любом шипяще-шумящем, плохотян.ущем магнитофоне где-нибудь в троллейбусе или из чужего окна — он — это он. Всегда и на все времена. . Голосом и передавалось сотворенное им посули с о с т о я н и е д у ши , которое можно обозначить как состояние рожда­ ющегося и вот здесь, прямо при тебе осуществляющегося ВЫРЫВА вз некоей косной, не пускающей тебя наверх и ввысь силы. Силы, поселившейся в тебе ли са­ мом (ну да хоть известное это «благора­ зумие», еще Маяковским предугаданное «позорным») ИЛИ живущей в н е тебя... в чем-то, что пугает тебя или соблазняет какой-нибудь очередной выгодой, в ыр ы - в а из обманов и самообмадаиков, из ла­ кейской нашей трусости и мелко-маленько­ го эгоизма. Вырыва, который требует от души огромного, а подчас и смертельного напряжения. Туда! Туда—*к .вольному воздуху гор, под облака, в небо, где синь да воля, где одна справедливость и