Сибирские огни, 1986, № 12

точку, оставленную давно ушедшими поко­ лениями. Или подкинули археологи еще одну ша­ раду. На этот раз — не скалу, а малень­ кий камушек. На одной его стороне вырезан иероглиф, на другой — три древнетюркских рунических знака. Да при этом еще то ли- древний писарь оказался не шибко прилеж­ ным в каллиграфии, то ли время постара­ лось. А скорей— и то, и другое. Цепляясь за уцелевшие элементы надпи­ си, Наделяев. определил: каменный доку­ мент предсталяет собой древнетюркскую верительную грамоту. «Но тогда,— спорил он сам с собой,— почему же она не была использована по назначению, а валялась среди отбросов того же материала, что и сам «документ»?» «Значит,— продолжал исследователь свой внутренний диспут,— документик оказался с дефектом. А резчик уже в конце работы обнаружил допущенный брак — и в досаде выбросил свое почти завершенное произ­ ведение. Что ж, бывает!» «Удивительна судьба этого камня. Более двадцати тысяч лет назад над ним трудил­ ся пожилой умелец из древнего каменного века, отщепляя от него заготовки для мел­ ких каменных орудий и поделок. Откину­ тый за ненадобностью или затерявшийся среди других подобных, камень тысячелетия пролежал в россыпях заброшенной мастер­ ской палеолита, пока не нашел его в IX—X веке грамотей-резчик из древних тюрок и не превратил его резьбою в документ, правда, в документ с изъяном, за что этот камень снова был оставлен на своем месте. Пожа­ луй, уже совсем недавно, где-то в XVII— XIX столетиях, его нашел пастух из бурят или монголов, пытался использовать в каче­ стве кресала, отбив при этом одно из ребер камня о стальную пластинку, но камень оказался мягким, искр не высекал, поэтому был брошен на том же месте. Наконец, в XX веке, в 1973 году, камень был еще раз найден и опять бурятом. Теперь этот камень с удивительной исто­ рической судьбой — палеолитическое ядри- ще, древнетюркская верительная грамота, не оправдавшее себя у бурята-чабана кре­ сало на час, уникальный раритет большого культурно-исторического значения — хра­ нится в Музее истории и культуры народов Сибири ИИФФ СО АН СССР». Что это,— труд исследователя или же увлекательная историческая миниатюра, по ошибке попавшая на страницы «Известий Сибирского отделения Академии наук СССР»? Ознакомься с этими выводами ку­ мир наделяевсКого детства Шерлок Холмс,—он бы с чувством пожал руку уче­ ному: — Поздравляю, коллега, расследование проведено блестяще! Владимир Михайлович улыбается1доволь­ но, вспоминая, как он распутывал это «темное дело». Вот так он всегда: получит весточку из других веков — и мчится туда через боло­ та, через тайгу, через перевалы. Тут не вспомнит про больное сердце, про то, что уже восьмой десяток разменял. Писать про бессонно горящую лампу на рабочем столе давно стало банальным. По­ тому что она, не ведая ни сна, ни покоя, озаряет неустанное творчество едва ли не 148 каждого второго «положительного героя»,—1 будь то школьный учитель, исследователь или (в самом прозаическом варианте) бух­ галтер. Наделяев далек от того, чтобы 24 часа в сутки корпеть в трудах праведных. И все же водится грешок: горит, горит по­ рой в его кабинете лампа сверх положен­ ного, а он сидит в неизменной своей тюбе­ тейке — и копается в словарях, делает пометки, беседует с эпохами и племенами на их языках и наречиях. Впрочем, с позиций здравого разума На­ деляев заслуживает осуждения куда более сурового. Что там рабочий день,— он жизнь свою спланировать по-человечески не смог! Даже женой не обзавелся. Не то чтобы развелся или там овдовел, а — с самого на­ чала решил: «Никаких Любовей, никаких жен! Единственная и вечная невеста — лингвистика!» И этот роман оказался — на всю жизнь. — Но это же — добровольно обречь себя на одиночество. Не страшно? Вроде, и спрашивать неприлично: дело-то сугубо личное. Но я все же спросил. Спросил —потому что хотел оценить всю степень его мужественности. Владимир Михайлович только улыбнулся: — Какой же я одинокий? У меня сотни учеников, и все они — родные люди. — Да, но кончается рабочий день — и даже те из них, кто рядом с вами, уходят в свои дома, к своим родным... — Мой дом тоже не одинок,— мгновенно уловил мой собеседник.— У меня там две живых души рядом со мной обитают... Несколько лет назад пришел он в пустую свою однокомнатную квартиру, глядь — а на карнизе голубь сидит. Птица не испуга­ лась, охотно пошла в руки. — Ручной,— погладил его по головке Владимир Михайлович.—Ошибся ты до­ мом, дружок. Лети-ка к хозяину, он тебя уже ждет. И, высунувшись в форточку, осторожно пустил голубя с руки в небо. Но тот сде­ лал круг и вернулся, сел на прежнее место на карнизе. Трижды выпускал он птицу, чтобы та вернулась к хозяину. И трижды она возвращалась в тихую квартиру уче­ ного. — Ну что ж, значит, будем жить вместе! Добро пожаловать,— подмигнул гостю На­ деляев. А еще через месяц голубь привел в дом подругу, и стало их трое в однокомнатном малогабаритном царстве... — ...А сейчас у меня уже их,праправнуки живут. Так что моя келья не пустует! Вот так он и живет — с Толубиной семьей под боком и с сотнями учеников по всей стране. Верней сказать — жил. Он работал почти до последнего дня. Невидимый, но страшный зверь — рак уже рвал его тело своими железными клешнями, а он еще нашел силы отправиться в командировку... Когда он умер, в Сибирь пришла осень, и над землей взметнулись перелетные стаи. Летели гуси-лебеди и кричали протяжно и неспокойно на птичьем своем языке. По­ жалуй — единственном в этих краях языке, которого не успел еще изучить Владимир Михайлович Наделяев. И когда последний косяк. откричал, над таежными поймами стало тихо и холодно.