Сибирские огни, 1986, № 12

женность не из-за неспособности или лени! Он ведь сам себя обязал изучить и сдать сверх программы добрый десяток профили­ рующих дисциплин.— И начал загибать пальцы.— Начнем с языков: турецкий, кал­ мыцкий, якутский, монгольский, древне­ тюркский, туркменский, тунгусо-маньчжур­ ские... Тот был неумолим: — А пускай хоть марсианский выучит. Пока с литературоведением не разберется, к госэкзаменам не допущу! Но через несколько дней под напором искренней убежденности Будагова пал и этот бастион: — А остальные все предметы на отлично сдал, говорите? Вот ввели старика в грех: нарушай теперь инструкцию из-за вас с вашими гениями ненормальными! Ладно, бог с ним, с анархистом этим сибирским: пускай сдает государственные. В виде ис­ ключения. Наверное, это был единственный выпуск­ ник высшей школы, которому при так и не ликвидированном «хвосте» комиссия едино­ душно присудила диплом с отличием. — Он и сейчас такой,— улыбается Ели­ завета Ивановна Убрятова. (Доктор фило­ логических наук, заведующая соседним сек­ тором в его же институте, она хорошо знает Наделяева еще с той поры, как дев- чонкой-комсомолкой посреди белого без­ молвия тряслась вместе с ним и другими молодыми учителями-добровольцами в ка­ раване упряжек навстречу своим будущим школам.) — Владимир Михайлович —чело­ век поперешный. Да, он всегда — «поперек» того, что ка­ жется ему неправильным, несправедливым, нечестным. Хотя как удобней (да еще при больном-то сердце) быть «параллельным»! Но не может он «параллельно», такова уж геометрия его души. Хотя каждое такое пересечение, каждое столкновение — ранит, порой очень больно. — У меня тут недавно случилась такая трагедия... В добрых доверчивых глазах его за те- лескопически-выпуклыми очками сейчас жи­ вут боль и детская беззащитность. Потому что его предали. Своя же ученица, аспи­ рантка. Долго пытался он внушить ей свою любовь и верность науке. И все не хотел верить, что для этой красивой, уверенной в себе девушки наука — просто средство утвердить собственное «я», добиться пре­ стижа и положения. Он — в совершенстве владеющий столь­ кими языками —в отношениях человечес­ ких признавал лишь один язык: доброты и искренности. Известно, что таким людям всегда крайне тяжело бывает поверить в непорядочность другого. Им проще все объяснить собственной ошибкой (несуще­ ствующей на деле), нежели —чужой под­ лостью. И, когда коллеги пытались открыть ему глаза, Владимир Михайлович сердился: — Ерунду говорите! Просто она робкая, не проявила себя. Это даже хорошо, когда человек не лезет с показным усердием всем на глаза. А если что-то у нее не получает­ ся, так вот сами бы ей и помогли. Но постепенно Наделяев начал замечать то, что для других давно было очевидным. 146 Его подопечная явно не терпела «всей этой занудятины», как она называла их черновую, и впрямь — малоинтересную, кропотливую работу. В общем, завелся в их семье чужой человек, единоличник, рас­ пахивающий свой собственный огородик на отшибе. Ситуация, в общем-то, хорошо знакомая многим научным коллекти­ вам. Но для Наделяева это был настоящий удар. Нет, она предала не его лично (это бы Владимир Михайлович простил), а то свя­ тое в науке, что он постиг сам и что старал­ ся взрастить в своих воспитанниках: Коль­ ка Безруков, так и не успевший сделать открытия, о котором мечтал; картотека, нарезанная немеющими руками из газет­ ных полей; высокое чувство долга, подни­ мавшее людей над болью, слабостью, над самой смертью,— вот что было предано, и эта утрата — невосполнима. Случай небывалой (о нем еще долго го­ ворили по всему институту): на третьем го­ ду аспирантуры, когда и диссертация была готова, Владимир Михайлович вернул ас­ пирантке ее диссертационную работу с од- ной-единствен,ной поправкой: зачеркнул слова «научный руководитель В. М. Наде­ ляев». — Не ставьте мою фамилию. Моего здесь ничего нет. Ни в работе, ни в вас как исследователе. Назавтра же она покинула лабораторию, и больше о ней здесь не было сказано ни слова. Да, были и поражения, были и потери. Это случилось десять лет назад. Тогда Ядвига Николаевна Попова возвраща­ лась из Ямало-Ненецкого округа в свою лабораторию, везла с собой очеред­ ного «диктора», и так случилось, погибла. Каждый год 9 декабря, в годовщину, со­ трудники лаборатории устраивают чтение в память кандидата филологических наук Поповой. Школа Наделяева. С чего она начиналась? С первых защит его учеников? С открытия первой в Сибири лаборатории эксперимен­ тально-фонетических исследований? С мо. лодых тувинских юношей, впервые приехав­ ших в Ленинград получать высшее образо­ вание? Но школа, о которой идет речь,— это не каменное здание городской десяти­ летки и не изба бывшей фактории, и даже не чум на полозьях, мотающийся вслед за оленеводами вдоль семьдесят четвертой параллели. «Мне здорово повезло с учителями»,— сказал он однажды. В его жизни действи­ тельно было много прекрасных наставни- ков. Это — академик С. А. Козин, первый декан восточного факультета ЛГУ, и член- корреспондент АН СССР С. Е. Малов, по чьим книгам сейчас учатся все тюркологи. (Сколько вечеров провел студент Наделя­ ев, работая в личной библиотеке Сергея Ефимовича Малова: в прекрасной, бога­ тейшей библиотеке —мечте любого специа­ листа по тюркским языкам! Потом вдова Малова всю эту библиотеку, стоящую мно­ гие тысячи рублей, подарит далекому ново, сибирскому Институту истории, филологии и философии. Потому что здесь будут ра­ ботать воспитанники ученого — Владимир Наделяев и Елизавета Убрятова),