Сибирские огни, 1986, № 12

Дед Андрей дотянулся до брусницы, за скобу вытащил деревянную крышку, через край напился, проливая на морщинистую бурую шею. Будто не расслышав вопроса, опять взялся за лопату, и они надолго за ­ молчали. Прошли еще штык, яма им была по грудь, гулко отдавался каждый удар лома Никонова. — Это, стало быть, такое слово, — заговорил Андрей Миронович. — Када восчувствуешь — все твое. Все тебе родное. И радость чужая — твоя, и беда чужая холонит твое сердце... Что-то проскрежетало под ломом, Никонов нагнулся, поднял погну­ тую ломом железку. Гвоздь, но не круглый, а четырехгранный, самодель­ ный, кованный в деревенской кузнице. Андрей Миронович долго крутил в руках иссосанную ржавчиной же­ лезку, будто припоминая что-то. Они начали новый штык, время от времени выбрасывая то пылящую рыжей трухой гнилушку, то от жаке­ та крючок, то обрывок материи, рассыпающийся на ладони. Прошли еще два штыка, уже понимая, что не попали на могилу «Маманьки». Пошла глина с песочком, копать стало легче, не требовалось уже и лома. Попадались камешки, синие корешки, похожие на человеческие вены, потом блеснула вода. — Шабаш! —сказал Андрей Миронович. Никонов выдолбил в стене приступки, помог старику вылезть наверх. Напившись, Андрей Миронович сказал: — Яму-то зарыть бы таперича... Они взялись было за лопаты, но услышали нарастающий тракторный клекот. Из лебеды выскочил голубенький «Беларусь» с ковшом. Трактор лихо развернулся, с бряком, лязгом тормознул, замер. Из кабины вы­ прыгнул тракторист, крикнул: — Ну, где копать, дедуля? Я такой тебе котлован отгрохаю, всех мертвяков на ноги подниму. Андрей Миронович отвернулся, подолом рубахи вытер в потных по­ теках лицо, сухие плечи его обвисли. — Никитична послала. Езжай, говорит, помоги деду Савостину мо­ гилу откопать. Где рыть-то? — Ничего не надо рыть, Гена, — сказал Никонов. — Засыпь, пожа­ луйста, яму. Геннадий запрыгнул в кабину, трактор проржал луговым жеребен­ ком, спятился, разогнавшись, ссунул металлически зазвеневшие сухие комья глины в яму. Поутюжил туда-сюда лопатой, подровнял — и от могилы ничего не осталось, только влажное прямоугольное пятно. Никонов увидел вмятую в грунт квадратную дощечку. Поднял ее, до­ щечка показалась для дерева слишком тяжелой. Очищая глину, пошор- кал находку ножом. Обозначились две прильнувшие человеческие фи­ гурки. Одна, побольше, —с сиянием над головой, а та, что поменьше, крохотной ручкой обнимала за шею женщину со склоненной головой. Оказалось, — бронзовая литая иконка. Никонов прочитал и надпись: славянской вязью было выведено: «Пресвятые Богородицы взыскание погибших». — Андрей Миронович, — окликнул старика Никонов. Тот долго, трудно поворачивал к нему серое, погасшее лицо.—Андрей Миронович, вы помните, как тут все было? Можете показать, где была ограда, воро­ та, калитка? — Знамо, помню, — отозвался старик. —Ограду не единожды по­ правлять приходилось, а калитку, что от Кержачихи, мы с Никишей вязали. — Вы покажете нам, как проходила ограда, мы огородим кладбище. У них, у усопших, должен быть покой. Мы посадим тут деревья, не крест, а в память о каждом покойном — живое дерево. Крест — печаль, стра­ дание, а живое дерево как бы продолжит жизнь опочившего. И повторит ее! У дерева, как и у человека, есть детство, юность, зрелость. Дерево расцветет когда-то, будет от него потомство, и со временем здесь, посре­ ди села, вырастет роща, и они, давно ушедшие, как бы снова будут жить 130